– Какого цвета? – спросила я, не в состоянии выбрать.

– Белое, – ответил Егор, не задумываясь даже на секунду.

Протянув полотенце, я молниеносно направилась к выходу, и непонятно, откуда взялись силы. Наверное, включился инстинкт самосохранения.

К дому по каменной дорожке я шла торопливо, чувствуя на себе опытный, проницательный взгляд. Он был знаком. Много раз я ощущала его тяжесть и въедливость. Нет, это не Егор смотрел вслед, это другой человек внимательно следил за моими передвижениями. Я была уверена, что шторы на окнах бабушки сейчас подрагивают…

* * *

Красные розы лежали на заднем сиденье, и я сожалела об этом. Мне не хватало их. Вернее, не хватало шипов, которые бы кололи пальцы. Я нервничала и никак не могла найти точку опоры.

– Пристегнись, – сказал Егор и положил руки на руль.

– Бабушка не поедет с нами?

Ответ был заранее известен, но мне хотелось узнать причину. Теперь я впитывала детали нашей семейной жизни, точно губка, и пыталась уловить все имеющиеся подводные течения. Вчерашнее появление бабушки в библиотеке и обед с Еленой Валерьевной показали, что этих течений предостаточно.

– Нет, на кладбище она была вчера утром.

Мы ехали молча. Я смотрела в окно и пыталась настроиться на ту боль, которая непременно затопит душу, когда машина остановится и придется выходить. А потом будет еще хуже. И пусть. Я хотела дотронуться до земли и многое сказать папе и Павлу. Нет, не многое… Самое главное. Что я ничего не забыла, и в моем сердце по-прежнему очень много любви и благодарности.

Я настраивалась и обещала себе держаться, но победить дрожь не получилось. Мы шли по дорожке мимо оград, крестов, памятников, а нестерпимый озноб испытывал тело на прочность, и слабость уже затягивала свою волчью песню.

Стараясь идти ровно, я надеялась, что Егор не замечает моего состояния. Он был сосредоточен, хмур и шагал широко, держа розы посередине стеблей, бутонами вниз. Цветы не имели для Егора значения, и он отдал их мне, когда до могил папы и Павла осталось совсем немного. Наконец-то шипы укололи пальцы.

Я не смогла бы вспомнить, в какой момент разделила розы на две части. И я не помнила, как положила их… справа… и слева… А потом ладонь коснулась земли, глаза закрылись, и я замерла, удерживая в груди колокольный звон каждой секунды.

«Папа… – Слова перемешались, а затем, наоборот, выстроились и точно птицы потянулись к облакам: