Аржан уселся на узкую скамейку у задней стены павильончика и сложил руки на груди.

А Чимин заметил, что девушка начала дрожать: насквозь мокрая одежда не способствовала сохранению тепла. Она тоже села на скамейку у противоположной стены и обхватила себя руками, стараясь согреться, но это ей плохо удавалось. Молодой человек смотрел-смотрел, а потом решительно подсел к ней вплотную и, подняв руку, обнял за плечи.

- Эй! – вскинулась она, но парень удержал ее:

- Не дергайся! Я просто помогаю тебе не замерзнуть окончательно!

- Вы чего там? – посмотрел на них Аржан. – Эй, Чимин! Ты чего придумал?!

- Я ничего не придумал. А только твоя сестра совсем замерзла – смотри, как дрожит! Так и простудиться недолго. Я всего лишь делюсь с ней теплом, - ответил музыкант, глядя в глаза девушки. – Ничего такого… – и улыбнулся Айсулу, продолжая обнимать ее одной рукой, а другую – положив поверх ее ладони.

Девушка отвела взгляд и еле слышно вздохнула, но вырываться перестала.

Так они сидели, обнявшись, и Чимин заметил, что постепенно она перестала дрожать, пригревшись у его бока, и немного расслабилась.

Аржан встал, завел лошадей подальше под крышу, так, что свободного места почти не осталось, и снова сел на свое место:

- Так может лить еще долго! Но и оставаться здесь не имеет смысла. Сейчас немного переждём и поедем домой. Всё равно уже все мокрые, - сказал он.

- Хорошо, - негромко ответил Чимин, про себя сожалея, что скоро всё это закончится, и девушка снова станет далекой и отстраненной. А пока он сидел, прижимая ее к себе, грея своим телом, и душа его пела. Он готов был сидеть так бесконечно, лишь бы только она была рядом, доверчиво прижималась к нему и тихонько дышала совсем близко. А он бы спрятал ее в своих объятиях от всего мира и никому не дал в обиду.

Так они сидели еще какое-то время, пока Айсулу не высвободилась мягко из кольца его рук, и Чимин не стал удерживать, понимая, что и это уже очень много. Девушка встала, подошла к своей лошади, отерла рукой мокрое седло и сказала:

- Давайте поедем! Дождь всё равно не переждать.

Брат согласился с ней, и вскоре они опять мчались под дождём, спеша вернуться в Кырлык.

Мать встретила их охами и причитаниями, выдала всем троим по большому мягкому полотенцу и заставила насухо вытираться и переодеваться в чистую одежду.

Айсулу юркнула в аил и закрыла за собой дверь. Шуну был в доме и вышел на крыльцо, когда молодые люди приехали и оставили лошадей на заднем дворе, и только спросил у брата, надо ли расседлать лошадей. Тот ответил, что надо, но нет смысла делать это под дождем.

Мать семейства быстро приготовила горячую еду и ароматный травяной чай и посадила всю семью за стол, накрытый в доме. Молодежь уже успела к тому времени переодеться, только еще влажные волосы напоминали о приключении. Айсулу распустила свои роскошные волосы, чтобы они скорей высохли, только тщательно расчесала их, и Чимину неудержимо хотелось протянуть руку и провести по шелковистым длинным прядям, но приходилось сдерживать себя невероятным усилием, чтобы не показаться радушным хозяевам неблагодарным мерзавцем.

Но он почти не отрывал взгляда от девушки, и в конце концов сметливый Шуну заметил это. Только Эркелей ничего не замечала и почти не замолкала, непрерывно болтая, расспрашивая путешественников, что они видели, понравилось ли им, и как выглядит знаменитая пещера.

Отвечал ей в основном старший брат. Айсулу, по обыкновению, была неразговорчива, а Чимин занят тем, что смотрел на нее. Несколько раз девочка обращалась к «Чимину-оппе», но он отвечал невпопад, был рассеян, и Эркелей, в конце концов, надулась и, уткнувшись в тарелку, замолчала. Только буркнула недовольно:

- Вот! Не захотели меня брать с собой, а теперь еще и рассказать толком не можете…