Между этим анклавом и пристанью паромов была огромная лодочная стоянка, в которой у причалов выстроилось не меньше сотни лодок — от совсем небольших моторок до достаточно крупных катеров с каютами. У лодочной станции на недавно выстроенной караульной вышке стоял часовой. Оттуда вчера по нас тоже стреляли наверняка, а я вышки даже не заметил. Ладно, разберемся. Пятьсот метров примерно.
Так, кто у меня в прямой видимости? Наблюдатель, пост на вышке, удаляющийся патруль. Угрозы? Пулемет в окне, который у этого самого наблюдателя. Есть еще пост в деревне, возле остова разбитого и расстрелянного нами вчера «лендровера», но он не опасен, мне присесть немного — и канава укроет, как в окопе буду. Да и хрен они успеют меня заметить.
Кто из тех, кого легко завалить, сможет быстро среагировать? Оба наблюдателя, как я думаю, — у патруля позиция не самая удобная: как раз по пастбищам топают. И наблюдателям меня обнаружить будет легче. Ветра нет почти, чуть-чуть поправочка, высота как раз ноль над уровнем моря, здесь вся страна ноль, температура под двадцать, пожалуй… да что там, дистанции огня детские, я на дальние стрелять и не решусь.
— Ну привет, родимые, — тихо сказал я, наводя перекрестье на наблюдателя в окне.
После М-16 выстрел из мощной винтовки получился непривычно громким, в плечо ударило тоже ощутимо. Наблюдатель свалился головой вперед, вывесившись из окна, сорвавшийся с шеи бинокль упал вниз.
— Это раз, — прошептал я.
Вышка… там кто-то суетится… чуть больше чем на половинку роста вверх поправочка, и самую малость, на деление, влево. Первый выстрел, второй, третий, быстро, подряд — упал, прямо вниз полетел.
— Это два.
Патруль в поле. Один бежит куда-то, второй залег — зря, укрытия-то у него нет. В него тоже три раза, с маленькими поправками почти наугад, — третьей пулей попал, он дернулся и мордой в землю ткнулся.
— Это три, — сказал я.
Его напарник спрыгнул в канаву, скрылся. Жаль. Но ничего, в другой раз свидимся. Взгляд в сторону деревни на другом берегу — никого, укрылись, сообразили. Все, достаточно, это только вступление.
Окно наблюдателя? А там кто-то к пулемету встал, меня выцелить пытается. Дурак, ей-богу дурак, у меня винтарь прямо на тебя пристрелян, я тебе отсюда прямо в лоб закатаю…
— Это четыре — ты у меня сверхплановый, — добавил я удовлетворенно.
Хочется песни петь от осознания того, что начал плату брать: за кровь — кровью. Ничего, вам друзья мои еще в кошмарах являться будут.
Все, в канаву — и отход. Не высовываться, не суетиться, двигаться быстро. Максимум допустимого я для этой позиции выбрал, больше нельзя. Вода плещется, ноги скользят, дышать сразу тяжело стало. От воды гниловатый запах, но терпимо, а пасущимся овцам все по барабану — жевали и жуют, никакая стрельба их не пугает.
Где-то заколотил один пулемет, сразу же к нему присоединился второй. Оглянулся — черт его знает, куда они бьют, может, по брошенной огневой, а может, и вовсе в белый свет. Плевать, меня уже не достанут.
Одно поле, второе, взял правее, еще правее, ориентируюсь по ветряной мельнице: она тут как перст над плоским островком торчит — не ошибешься. Вот берег канала, вот моя камера надувная, приныканная. Обернулся, сказал, осклабившись:
— Четверо, ага? А я за каждым приду, твари, вы у меня еще на луну взвоете, локти грызть будете, поняли? — И, помолчав, добавил: — Не, пока не поняли. Но поймете, гарантирую.
Переплыть тридцать метров спокойной воды нетрудно, дальше маленький островок, по краю кусты — прикроют. По ним перебежками, затем — на узкую косу, поросшую ивняком. Оттуда — на другой остров, уже вброд. Тут уже сухо, можно просто бежать, что и сделал неторопливо, трусцой. Мостик, теплицы… ага, вот и мотоцикл мой, стоит на месте, сзади вместо сумки примотан тюк с автоматом и запасной одеждой — я дальше мокрым бегать не собираюсь. Куда бегать? Так день ведь начался только, у нас еще все впереди.
Скинул с себя мокрое, растерся полотенцем, переоделся. Сброшенную одежду затолкал в пластиковые пакеты: потом просушу, «на базе», а пока дела у нас, дела. Завел мотоцикл, неторопливо поехал в сторону дороги, постоянно оглядываясь. В одном месте все же пришлось газануть, удирая от неожиданно появившегося «шустрика». Остановился, застрелил из пистолета. Разве это враг? Нет, это болезнь, это чья-то беда, но это не враг. Враги теперь те же, что и раньше: люди. Эти всем врагам враги, особенно те, кто почувствовал, что теперь можно все, можно хорошо жить за счет жизней других. Таких отстреливать надо.