На нас сыпался дождь из стрел, выпускаемый из луков «тимур-йалик» (т. е. самострелов), слышался лязг когда они ударялись о мои шлем и доспехам, но я двигался вперед, пока не очутился на месте, где уже не было никаких колесниц, виднелась одна пехота. Мы погнали свих коней прямо на ее ряды.

Зажав в зубах уздечку, чтобы обе руки были свободны, я с яростью рубил саблей и секирой. За мною следовала запасная лошадь, я велел держать ее поблизости на случай, если лошадь подо мной падет.

Одному румийскому воину удалось проткнуть саблей брюхо моего коня и мой породистый конь свалился. В тот же миг, пока конь валился наземь, я поразил секирой его убийцу и быстро отпрыгнул в сторону, чтобы не оказаться придавленным. Мне это удалось и через мгновение я продолжал бой верхом на новом коне.

Повсюду наши конники сумели пройти опасную цепь колесниц и навалиться на вражескую пехоту. Некоторые наши конники орудовали саблями, часть использовала секиры.

В пылу боя я почувствовал, что что-то ожгло мое лицо, глаза мои узрели стрелу, впившуюся в мое лицо. Как я упоминал, стрела из самострела была не длиннее указательного пальца, чтобы выдернуть ее, я взял под левую подмышку саблю, выдернул из раны и отбросил в сторону ту стрелу. В тот же миг что-то ожгло правую голень, я понял, что меня ранили в то место, я поднял на дыбы коня. Выдернув из подмышки саблю, я отрубил ею конец угрожавшего мне копья. Бросив коня вперед и оставив слева от себя вражеского копьеносца, я разрубил его плечо своей секирой, он громко вскрикнул и повалился наземь. Поскольку в том месте не виднелось других вражеских копьеносцев, я понял, что это он нанес мне рану в голень.

Не было времени перевязывать лицо и голень, я продолжал биться. Внезапно обе задние ноги моего коня подогнулись, я обернулся, чтобы посмотреть, в чем дело. В этот момент, когда обернувшись назад, я находился ближе к земле, вдруг на мою голову обрушился мощный удар булавой, в глазах потемнело и я потерял сознание. Придя в себя, я обнаружил что нахожусь в собственном шатре, на мне не было ни шлема, ни кольчуги, их сняли после того, как меня, бесчувственного, вынесли из поля боя.

Прежде, чем спросить о собственном состоянии, я спросил об обстановке на поле битвы. Мне доложили, что вражеские колесницы выведены из строя, вражеская пехота смята, большая часть ее уничтожена, сам же Йилдирим Баязид бежал. Я спросил, почему допустили, чтобы тот спасся бегством. Мне пояснили, что Нух Бадахшани отрядил часть своего отряда для преследования Иилдирима Баязида, велев, во что бы то ни стало догнать и захватить того в плен. В любом случае, ему был конец и я обрадовался той вести настолько, что забыл о своих ранах.

Раны мои не имели значения, значение имело то, что правителю Рума было нанесено поражение, его войско было уничтожено, и дорога на Византию была свободна. Я еще испытывал головокружение после того удара булавой по темени, но лекарь заверил, что оно пройдет при условии, что я буду отдыхать.

Почувствовав облегчение от вестей об обстановке, я захотел узнать, каким образом меня вынесли из поля боя. Выяснилось, что это сделал Токат, если бы он не подоспел и не вынес меня быстро, меня бы затоптали копыта вражеских коней и сапоги вражеских солдат. Токат, с помощью своих воинов спас меня от верной смерти.

Я не мог успокоиться и предаться отдыху, однако стоило мне приподняться, как начиналось головокружение, чтобы прекратить его, приходилось лежать с закрытыми глазами. По окончании битвы мне доложили, что пленено около шестидесяти тысяч вражеских воинов. Я велел содержать пленных в счет средств правителя Рума, потребовать у его плененных военачальников, чтобы они указали места, откуда можно достать продовольствие для той цели. Они несомненно должны были знать места, где Йилдирим Баязид хранил войсковые запасы, так пусть же покажут их, пока их повелитель находится на свободе.

Одержав победу, я стремился в Кейсарие, что была столицей державы Йилдирима Баязида. Я знал, что Кейсарие — это дорога, которая ведет в Византию через Киликию, т. е. дорога ведет к берегу моря, на другом берегу которого находилась Византия.

(Историки и люди, описывавшие жизнь и деяния Тимурленга, в частности, Шариф-уд-дин Али Йезди, касаясь его маршрута через страну Рум (т. е. сегодняшнюю Турицю), так же, как и в настоящем повествовании, ограничиваются упоминанием лишь нескольких местностей, не вдаваясь в особые подробности — Марсель Брион)

Войско мое, предав земли павших, обеспечив излечение раненных, двинулось дальше на Кейсарию. Я не мог ехать верхом, помимо ран голени и лица, тому мешало ещё и головокружение, мне советовали двигаться лежа на паланкине, чтобы получить необходимый отдых, чему я и следовал. Местное население говорило по-тюркски, не было нужды в толмачах, чтобы общаться с ним. Я слышал, что Кейсарие имеет две крепостные стены, одна сложена из глины «дай» (т. е. смеси глины с щебнем), вторая — из камня. Глинобитная стена стоит впереди каменной, между ними расстояние в пять — десять заръов, неприятель, преодолев первую стену, оказывается перед второй. Местные жители рассказывали мне, что гарнизон Кейсарии состоит из ста тысяч конных и пеших воинов. Когда показался город, я увидел, что там действительно две стены, но они не имели, как рассказывали, укреплений, особенно глинобитная, она выглядела местами поврежденной, было видно, что ее давно не ремонтировали.

Я полагал, что город окажет сопротивление и мне придется осадить его. Однако, при нашем приближении к Кейсарие, нам навстечу вышла группа из представителей его населения, которая передала о его готовности покориться мне.

Я спросил, не являлся ли к ним Йилдирим Баязид после того, как потерпел от меня поражение и бежал. Все ответили, что не видали его с тех пор как он отправился на битву. Я спросил, где его казна. Мне ответили, что Йилдирим Баязид перенес ее в Антакию.

Я сказал: «Шестьдесят тысяч воинов Йилдирима Баязида находятся у нас в плену, они нуждаются в пище. Я их не могу кормить, заботу об их питании должен взять на себя Йилдирим Баязид. Поскольку он находится в бегах, а вы, его подданные, принимавшие участие в управлении его государством и имели от этого свое состояние, поэтому, вы должны взять эту задачу на себя». Городская знать заверила, что она подчинится и выполнит то указание.

Вступив в город, я остановился во дворце, который был до того резиденцией Йилдирима Баязида, при этом выяснилось, семью свою он также перевез в Антакию.

В тот день состоялось собрание представителей знати города Кейсарие, на котором было решено, что военачальники могут, если в состоянии, выплатить выкуп и получить свободу, а питание пленных воинов должно оплачиваться главным муставфи (счетоводом) Рума. Главный муставфи — это должностное лицо, под руководством которого другие муставфи, назначенные в провинциях, собирают налоги. Я согласился с таким решением, в тот же день главный муставфи явился ко мне, я потребовал от него отчета о состоянии налогового обложения в стране Рум. Он ответил, что предоставит мне такой отчет на следующий день, из него будет ясно, какая часть налогов уже собрана, а какую сумму еще предстоит собрать.

Главный муставфи хорошо понимая, что его жизнь зависит от честно исполненного им долга, принес свой отчет о налогах и стало ясно, что в казне имеется пол-курура баязиди (денежная единица, находившаяся в обращении в стране Рум — Марсель Брион) собранных налогов, предстояло собрать еще два с половиной курура баязиди, чтобы довести до суммы, намеченной к сбору в виде налогов том году. Я сказал: «Поскольку отныне я — властитель Рума, все драгоценности, выручаемые в виде сборов и налогов, должны поступать ко мне». В тот же день я велел, чтобы глашатаи возвестили во всех ближайших городах Рума о том, что я являюсь благочестивым мусульманином и поскольку жители Рума также являются мусульманами, мне нет до них дела, никого я не стану притеснять, все города Рума должны открыть свои ворота предо мною и моими наместниками, если же найдется город, который воспротивится тому, с ним поступят по законам и правилам войны, иными словами, после его взятия мужчины будут поголовно истреблены, женщины станут пленницами, а имущество горожан — добычей войска.

На следующий день был схвачен Йилдирим Баязид, весть об этом мне срочно передали через гонца, ибо в той части Рума, которую мы только-только завоевали, еще не была создана голубиная почта.