Далее, на Ильина улице дошли до дома Игнатовского. Там работала типография, и частная публичная библиотека. Выписывались многие столичные журналы.
Затем Полистьев с Фёдором подошли и к самому высотному в ту пору дому города, принадлежащему купцу Павлу Михайловичу Кузнецову. Этот красивейший своей архитектурой и декором дом располагался почти на набережной, из его окон открывался изумительный вид на Волхов и Кремль. Кузнецов происходил из известной купеческой фамилии потомственных почётных граждан Кузнецовых, имевших общее семейное торговое дело. Кузнецовский фарфор стал знаменитым российским достижением. С каждой европейской ярмарки их изделия возвращались неизменно с золотыми медалями. За выдающееся качество этой продукции «высочайше» было позволено на обороте изделий ставить клеймо в виде российского герба. На собрании городского общества 17 декабря 1854 года П. М. Кузнецов был избран новгородским Головой. При Павле Кузнецове городская дума в марте 1857 года приняла много важнейших решений по развитию и обустройству в Новгорода. По окончании этой службы П. М. Кузнецов продолжал общественную работу, участвовал в собраниях купеческого и городского обществ, состоял почётным членом губернского попечительства детских приютов, почётным старшиной Николаевского детского приюта. Павел Михайлович был известным благотворителем, перечислял значительные суммы из собственных средств на нужды города. Пожертвовал 500 рублей на приобретение дома для детского приюта в Новгороде, перечислил 2000 рублей серебром своих денег на городские расходы. На формирование государственного ополчения в 1855 году П. М. Кузнецов внёс в уездное казначейство 500 рублей, оплатил 880 рублей серебром за обмундирование 44 ратников и пожертвовал им икону (список) Знамения Божией Матери. В дни празднования Тысячелетия России и открытия памятника в 1862 году в доме потомственного почётного гражданина П. М. Кузнецова останавливались великий князь Николай. Павлу Михайловичу принадлежали три дома, в том числе и этот, «родовое имение» — каменный трёхэтажный по Ново-Николаевской (Никольской) улице. По торговым оборотам купеческий дом Кузнецовых входил в число ведущих России, а сам Павел Михайлович был записан как «замечательный» купец Новгорода. Похоронен на Рождественском кладбище.
Последнее путешествие Фёдор решил посвятить культурной жизни города.
— Ты, ведь, художник, увидишь, что происходило и в этой сфере», — пояснил он Яромиру.
Они оказались посетителями первых художественных выставок города. Эти мероприятия состоялись в 1911 году, первая с марта до середины апреля. Плата за посещение составляла 25 копеек. Организована выставка была в помещении Общественного клуба на Козьмодемьянской улице. Весь доход по условиям договора должен был пойти на приобретение книг для библиотеки клуба. Участвовали как профессиональные художники, так и любители. Кроме живописи и фото работы.
Первый художественный кружок в городе образовался самодеятельно в 1903 году. На средства членов снимали небольшую квартиру, ставшую студией, выезжали на пленэры. На выставке было представлено около 260 работ, всего её посетило 1200 человек. Однако, учащейся молодежи было до обидного мало, не порадовали и преподаватели с офицерами. В итоге выставка выручила 150 рублей.
19 июля того же года состоялась вторая выставка картин художника Е. Псковитинова в здании городского училища. В его графических и живописных работах отражены многочисленные памятники старины и храмы города.
«Не могу не сообщить тебе и о судьбе первого Сообщества новгородских художников» — продолжил Федор — «официально оно формировалось уже в советские годы. Так, в октябре 1918 года, опьянённые и обнадеженные романтикой новой «свободы», художники города подали заявление на регистрацию такого Союза. Последовала резолюция на заявлении — «нет препятствий», и просьба прислать на утверждение устав. Однако, уже в период создания его покинули трое а уже в 1933 году последовали аресты членов. Трудно сказать насколько этот период поспособствовал сплочению художественной общественности города. Со временем, Союз сложился, но избежать нетворческих драм не удавалось всё советское время, как не тебе это знать. Часто, лучшие художники творили «вопреки», порой, впроголодь. А признание приходило у смертного порога, либо уже и без самого мастера. Давай, Яромир заглянем и в театр, — предложил Фёдор. Он создан тоже частной инициативой Николая Богдановского — артиста, антрепренёра, владельца первого новгородского театра».
Полистьев зачарованно вглядывался в эту обыденную жизнь горожан того Новгорода. Она показалась ему неким отлаженным самоорганизующимся социальным устройством какого-то гигантского улья или муравейника, способным жить, работать, радоваться этой жизни. Да, бывало, и ошибаясь, но исправляя эти ошибки, не озлобляясь, уверенно двигаясь в завтра. Устройство, механика и законы этого «улья» — провинциальной цивилизации той России, складывались и совершенствовались столетиями. Любой меценат тут не был распальцованным пацаном с золотой цепью. Эти обеспеченные и властные люди знали, что каждый обездоленный — это тоже его близкий, он тоже Человек и в этой жизни проходит свой урок, а ты, как бы не был успешен, должен достойно пройти свой. И всё, что ты имеешь, накопил, чем удачлив, — всё это дано тебе тоже как испытание твоей души и сердца. Ты обязан распорядиться этим по-божески. Каждый из них знал, что земной путь у всех одинаково недолог, и ты ляжешь когда-то рядом со своими предками в родную землю. Тебе не должно быть рядом с ними стыдно. И, поэтому, они хотели упокоиться не где-то за морями, а тут: на Рождественском, Петровском кладбищах, в пределах Десятинного или Антониева монастырей. Им было важно, какую оставят о себе память, с каким послужным наследием останутся их потомки, не будет ли и им стыдно за твои дела. Яромир убедился, что справедливость пронизывала и наполняла то общество. Успешный вчерашний крестьянин покупал недвижимость, лавки на главных улицах города. Почти не было голодных и бездомных, для них создавались приюты и бесплатные столовые, предлагались посильные работы. Детей и подростков за счет города учили ремёслам, трудоустраивали. Свободными расцветали предпринимательство и ремесленничество. Не по-разнарядке возникали частные кино- и драматические театры, городские цирки. Без помощи государства открывались библиотеки, типографии, частные музеи. Купцы за свой страх и риск не боялись вкладывать личные капиталы в производство. Строили фабрики, закупали новейшее оборудование. В фабричных городках они не забывали про желательность амбулаторий и больниц, для детей рабочих — школы и училища, наиболее способным оплачивали учебу в гимназиях. Для себя Яромир определил то общество, его мироустройство, как Лад. Казалось, ничто не предвещало. Но тучи помалу сгущались. Близился канун большой, с участием России, европейской войны, затем надлома общества, революции, смуты и очередной кровавой Гражданской размолвки. Вновь боги отвернулись тогда от России, её люда, и Вседержитель грозно опустил на плечи её народа свою тяжелую длань.
«Боже, за что? — думал Яромир, — «чем провинились мы в тот раз, выдержим ли подобное испытание снова?»
Этим завершилась последняя совместная «прогулка Яромира и Фёдора. Пришло время расставания.
— Прощай, мой друг Яромир, — будто с сожалением произнёс Фёдор, — «узнав тебя ближе, ты стал мне другом, ведь, мы с тобой оказались очень близки. У каждого из нас свой путь, но когда-то сможем встретиться вновь. Теперь у Бога. Знаю, ты хочешь спросить, почему Спаситель правит столь драматичную судьбу России, посильны ли его столь тяжелые испытания? Скажу честно — не знаю. Лишь прошу пред ним за эту землю, за хрупкие и нежные души её народа. Я люблю этих людей, жалею их, прощаю, стараюсь помочь. Не каждый раз справляюсь. Может, в этом на Земле ты будешь успешней меня, желаю тебе благословения Небес!»
9. Звёздочка Полистьева
Другая, незнакомая Яромиру Ольга, родилась на пасеке хутора близ Изборска. Рядом опушка таинственного леса, озера, журчащие на перекатах лесные речки. Выросла погруженная в волшебное созвучие гула пчелиного роя и пения птиц. В соседней деревне, — почти что этнографический заповедник, живут Сету. Малая народность, кроме русского, помнят и родной говор, южно-эстонский диалект. В отличие от эстонцев исповедуют православие, однако, не забывают и лесных духов. Их праздничные ритуалы славления Матери природы — мистерии, до недавнего времени носили трансовый характер, бывало, и с использованием психоделиков. Попадая в эти края, будто оказываешься в сказке. Подобные уголки считаются «местами силы». Кажется, из недр земли, наполняя каждого, бьёт незримый энергетический столб. Может поэтому, сюда стекаются дачники из наших столиц. Многие остаются навсегда, в основном — художники, гончары, кузнецы, мастера творения диковинных пряников, да кого только теперь здесь нет.
В школу Ольга пошла уже в Пскове, жила там у бабушки. Школьницей случайно услышала игру Полистьева на гуслях. Тогда, еще подростком поняла сразу — это её. Переубедить никто не смог. Затем музыкальная школа, консерватория и судьба гастролирующего современного гуслиста- гусляра.
Мифология почти всех народов и стран обязана своим существованием не только жрецам, но и художникам, поэтам они подобно жрецам, вступают во взаимодействие с миром непроявленного, вовлекая его силы и энергии в сферу живой реальности. «Вам, когда-то земные, теперь эфирные божества, посвящаю повесть мою…» Именно с ними — древними духами, умершими, дошедшими до нас только в мифологических образах, но оживающими в сознании художника и музыканта общался Яромир.
Русский человек тех времён исповедовался в песне, заговоре, былине и сказке. В этой исповеди он был глубок, отзывчив на сиюминутное и вечное. Это позволяло открывать земное и таинственное, что есть добро, что — зло. Вроде, постижения смысла жизни, цели своего бытия в бесконечном течении мироздания. Поэтому, каждое прямое обращение к ним Яромира — это посвящение, взывание, и жертвоприношение пластикой своих скульптурных творений, орнаментами резьбы и плетения, звуками свирели, варгана, гусельных струн, конечно, и словом.
Откуда это было в нём? Конечно, из общения с природой, общения с душами полей, рек и лесов. Оказываясь тут в мае, он вдруг осязал, как под пенье жаворонков неслышно по еще влажному лону земли ступает царевна Весна. Под её легкими ногами пробивается сочная юная трава, распускаются первоцветы. Чуть позже робко, затем всё смелее и громче запевал ставший когда-то ради прекрасной богини серенькой птичкой певец Весны Соловей. Зашумели первой листвой, шепчась меж собою, деревья. Все мелкие твари, букашки и жуки, спавшие долгую зиму в темных дуплах, да под корою деревьев, пробуждаются после долгого сна и выползают поклониться богине. Вышли к ней навстречу и вылезшие из прудовой тины лягушки. Звонко рассмеялась богиня, а под ее смех зажужжали весело пчелы над расцветшим орешником, загудели мохнатые шмели, привлеченные нежным ароматом венка из бело-розовых цветов яблони на челе у бессмертной.
Яромир любил и закатное время, с наступлением вечера смолкали одни певчие птицы, распевались другие. Царевна Весна шла теперь одна, роняя цветы и пробуждая к жизни поле и лес. Громким переливчатым хором стонали от счастья в прудах и болотах лягушки. Вместе с туманом выходили из рек и озер, бежали, смеясь и аукаясь, по влажным лугам простоволосые русалки. Они радовались, пели и кричали, что скоро наступит их «русалья неделя». Хлопаньем в ладоши спугнули водные девы длинноухого зайца, всполошили сонных уток в прибрежных кустах и мчались дальше с визгом и хохотом, празднуя освобождение от зимнего сна. Все звонче и громче неслась влюбленная песнь Соловья. Он пел:
— Каждый год славлю я приход твой, прекрасная царевна Весна. Шелестя серебристо-зеленой одеждой своей, шествуешь ты по расцветшей земле, повсюду рождая желание счастья, улыбкой своею обещая блаженство любви… Прими и мою любовь, заключенную в песне. От твоих волос пахнет цветами яблонь и душистой черемухой — от твоего вечно юного тела; дыхание же уст — благовоние распустившихся ландышей!..