Весну ньюйоркцы ждут едва ли не с рождественских праздников. В январе по всему северо-восточному побережью проносится холодный влажный воздух, заставляя тех, кто может себе это позволить, надевать длинные шубы и пуховые куртки. Среднестатистические граждане, то и дело посматривая на небо в ожидании тепла, обычно выбегают из офиса, чтобы схватить такси и поскорее доехать до дома. В марте они уже дрожат от нетерпения, а в апреле их души заполнены ожиданием тех нескольких дней, когда на улицах уже двадцать градусов тепла и которые можно считать границей между погодой необычайно холодной и по-настоящему жаркой. Обычно такие деньки редко наступают раньше конца апреля, но все равно глаза уже устремлены в небо, в надежде на лучшее. Правда, не узрев в небесах ничего обнадеживающего, горожане впрыгивают в такси, автобусы и метро, по-прежнему жалуясь: «Боже, какой холод».
Однако Стенли Мудроу и Рита Меленжик умудрялись не замечать погоды, хотя дорога из Атлантик-Сити до дома Риты занимала почти десять часов. Дороги заливало, видимость приближалась к нулю. Они немного пошутили по этому поводу, а потом Рита уснула, обхватив руками свою сумочку, набитую стодолларовыми купюрами. Когда Рита сползала к двери, Мудроу осторожно подтягивал ее к себе, пока ее голова не оказывалась у него на плече. Машина двигалась вперед хотя и медленно, но упрямо.
Рита проснулась в шесть утра, когда они подъезжали к Стейтен-Айленду. Решено было остановиться позавтракать. Сначала они молча смотрели друг на друга припухшими от усталости глазами, но потом кофе вернул их к жизни. В машине Рита даже умудрилась причесаться без зеркала. Она толкнула его локтем в бок:
— Скажи что-нибудь, извращенец.
— Я извращенец? Рита, я двадцать лет скрывал это. — Он ждал от нее ответной репризы, но понял, что она устала, и вдруг спросил: — Сколько тебе лет, Рита?
— Ты знаешь, сколько мне лет.
— Скажи.
Она пожала плечами.
— Сорок один.
— Интересно, — сказал Мудроу, не отрываясь от дороги. — Давай жить вместе.
Рита посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Он усмехнулся, но головы не повернул.
— Мне тоже кажется, что это глупая затея, — сказал он наконец.
Наступила тишина. Так и должно быть, но Риту это испугало, и она нарушила молчание.
— Ну, а тебе сколько лет? — спросила она, погладив его по руке.
— Ты знаешь, сколько мне лет. — Стенли уже пожалел, что начал этот разговор. Он понимал, что должен был просить ее выйти за него замуж, признаваясь в чувствах, а не просто предлагать жить вместе.
— Тебе пятьдесят, — сказала она:
— Мы оба не годимся для свадьбы. Это глупо. Мы были бы похожи на старых клоунов.
Опять наступила тишина — слышен был только шорох шин по асфальту.
— А что, если я скажу, что люблю тебя, — произнес Мудроу.
Рита, лаская, прикусила его ухо.