Демон начал стягивать к себе энергию изо всех источников, до каких только мог добраться: из вакуума, из солнечных лучей, из потоков вездесущих и неуловимых для материи элементарных частиц. Стекающиеся к нему лучи образовали вокруг него светящийся конус, а за его пределами посреди бела дня встала тьма. К удивлению демона, его противник в долине стал заниматься тем же самым. Еще раз подивившись, какой сильный неприятель ему достался, демон сотворил за счет накопленной энергии мощнейшее поле и направил его на супостата. Где-то посередине склона его фронт столкнулся с таким же полем, сгенерированным Петром, и развернулся в ослепительно сияющую стену, разделившую обоих противников. Там, где сталкивались потоки энергии, погибало все живое, воздух звенел от напряжения, наэлектризованные травы, прежде полегшие, становились дыбом и вытягивались вдоль силовых линий. Даже воздушные потоки не могли преодолеть этой светящейся преграды. Петр с демоном упирались, собирали все свои силы, но ни один не мог пересилить другого.

После нескольких минут такого бодания демон понял, что на этом пути ему успеха не достичь. Проклятый пацан ничуть не уступал ему в силе. Ну что же, раз не помогает грубая сила, можно прибегнуть к помощи опыта. Вряд ли за тринадцать лет это отродье успело сильно поднатореть в науке обращения с тонкими материями. Демон знал одно заклинание, очень опасное, в том числе и для применяющего его, но в случае успеха оно позволяло навечно выбросить душу противника за пределы этого мира без всякой возможности вернуться, во всяком случае, пока существует сам этот мир. Ему уже приходилось прибегать к помощи этого заклинания в схватках со своими врагами, не всегда успешно, поскольку те, будучи не менее опытными бойцами, знали, как от него защититься. Но пару раз дело выгорело, почему бы не провернуть его и в третий? Оставалось надеяться, что противнику не известны средства защиты от данного заклинания и к тому же этому малолетнему мерзавцу не удастся на сей раз застать его врасплох и проникнуть в его мысли.

Держать оборону от вражеского поля и одновременно копить силы, потребные для того, чтобы заклинание сработало, оказалось задачей очень нелегкой. Демон творил заклинание очень осмотрительно, тщательно отслеживая все попытки противника проникнуть в его сознание и постоянно пребывая в готовности при первой реальной угрозе этого пойти на попятный. Раза три он действительно отражал подобные поползновения Петра, но, наконец, подготовительный этап заклинания был успешно завершен, и оставалось уловить удобный момент и нанести решающий удар. В предвкушении своего триумфа демон на мгновение расслабился и сам пропустил удар противника, да еще какой: в него проникла душа Петра и слилась с его собственной душой!

Уж чего-чего, а такой подлянки от своего врага демон никак не ожидал! Все его мысли в миг стали известны мерзкому мальчишке, при этом собственные мысли тот каким-то хитрым образом умудрился скрыть. Вот пойди и повоюй с противником, которому заранее известны все твои шаги! Приведение в действие подготовленного заклинания в данной ситуации становилось смертельно опасным для самого демона, ибо расправившись со вражеской душой он навечно отправил бы за грань бытия и свою собственную душу. Теперь у него оставался единственный шанс выиграть в этой схватке: начать борьбу на ментальном уровне и во что бы то ни стало вышвырнуть из себя душу этого мальчишки, а как только это случится, немедленно жахнуть по ней заклинанием!

Энергетические поля, больше не подпитываемые борющимися противниками, исчезли, как ни бывало. Взбаламученная природа умиротворилась, но ожесточеннейшая схватка шла по-прежнему, только теперь это была схватка воль. В какой-то момент демону показалось, что противник поддается и утекает. Скорей, скорей врезать заклинанием по его душе, пока он не очухался и не вернулся обратно! В пылу борьбы демон не заметил, что Петр ушел из него не полностью: какая-то часть его сознания продолжала поддерживать связь с душой демона и читать все его мысли! В самый решающий момент душа Петра замельтешила, каждое мгновение оказываясь в новом месте. Не в силах уследить за ее перемещениями и будучи уже не в состоянии сдерживать собственную ярость и трезво оценить, чем это грозит ему самому, демон на ходу перенастроил заклинание, чтобы оно поразило душу врага, ГДЕ БЫ ТА В ЭТОТ МОМЕНТ НЕ ПРЕБЫВАЛА! В качестве наиудобнейшего маркера, который должен был показывать местонахождение души противника, демон избрал ненависть, которую испытывал к нему Петр. Определившись, наконец, и собрав все свои силы, демон нанес удар. Но за мгновение перед этим душа Петра разделилась, и одна ее часть, та, где был выбранный демоном маркер, вновь слилась с душой демона, и в результате он поразил своим заклинанием самого себя!

Только нанеся удар, демон осознал, что же он натворил! Но поздно: мир тонких материй треснул под ужасающей силы воздействием, в невидимой грани, отделяющей сей мир от того, что находится за его пределами, распахнулась дыра и стала засасывать в себя душу демона, а заодно и слившуюся с ней часть души Петра. В нее, наверное, засосало бы и всю душу мальчика, но в отличие от души демона у той оставалось в этом мире надежное убежище — человеческое тело, и она сумела в нем удержаться. А все преимущества несвязанности души с бренной материей, которыми доселе с успехом пользовался демон, под ударом заклинания оказались его ахиллесовой пятой — его душе не за что было уцепиться в этом мире. Уже уходя за грань бытия, демон успел прорычать: «Негодяй, ты убил меня своей хитростью!» — и сгинул, растворился, словно ночная тьма в лучах восходящего солнца.

Петр долго лежал обессиленный, опустошенный после своей победы. У него было полное ощущение того, что душа его разорвалась на части и одна из этих частей сгинула вместе с поверженным противником. Попытавшись проанализировать, чего же он все-таки лишился, мальчик внезапно понял, что не испытывает больше ненависти ни к этому злосчастному демону, отцу и убийце его друга Корнея, ни к тем, кто убил его собственную мать и Сергея Разломова. «Ну, вот и свершилось борино пожелание!» — внезапно подумал он. «Теперь-то мне не составит труда справляться со своими чувствами, значит, я могу вернуться! Только уже не в Москву, конечно, что там мне делать одному, а в этот городок Кедринск, где сейчас проживают мои друзья.» Поднявшись, наконец, Петр мысленно поблагодарил Стива за столь талантливо разработанный тем план по одоления демона, склонился в поклоне в ту сторону, где, по его мнению, должно было лежать тело несчастного Корнея, и прошептал:

- Спи спокойно, дружок, я исполнил то, что не сумел сделать ты, и я за тебя отомстил. Больше твой папаша уже никому не причинит зла!

Отдав почести усопшему другу, Петр, не оглядываясь, двинулся обратной дорогой. Ему предстоял долгий путь через российскую границу и дальше за Урал, где, как он верил, его сила еще очень и очень пригодится друзьям.

А в Кедринске все никак не могли отойти от трагической смерти Алеши. Все-таки начатое по заявлению Каледина следствие буксовало на месте. Никто из жителей Преображенска не желал свидетельствовать ни против главы общины, ни против его помощников, поэтому не удалось определить, откуда взялись бревна для креста и гвозди, которыми приколачивали к нему мальчика. Отец Павел, единственный человек, которого в тот день видели с Алешей, еще до открытия следствия спешно уехал отдыхать куда-то за границу, причем никто из преображенцев не желал объяснить, куда именно. Вадим предполагал, что этот священник так и сгинет в чужих краях, лишив следствие единственной ниточки, потянув за которую, можно будет раскрутить все дело. Того же мнения, похоже, придерживались и в прокуратуре.

Весь дом Безлепкиных надолго погрузился в печаль. Взрослые больше не устраивали кухонных посиделок с философскими спорами, а старались подольше задержаться на работе, дети неприкаянно слонялись по комнатам. Всегда веселый Василидис, душа любой компании, осунулся и часто говорил, что это он главный виновник случившейся беды. Если бы он так не доставал Алешу, не высмеивал его стыдливость, целомудрие и излишнюю религиозность, возможно, у того и не возникло бы мысли сбежать в этот ужасный Преображенск! Борис рефлексировал куда меньше, все его мысли были сейчас нацелены на то, как бы достойно наказать убийц Алеши.

На фоне общей трагедии появилась в эти дни и хорошая новость: в Москве, наконец, выпустили Тверинцева. Дело против него было закрыто в связи с отсутствием достаточных доказательств вины и невозможностью их получения в изменившейся обстановке. Покинув следственный изолятор, главный теоретик антропоцентристов решил не возобновлять работу на своей философской кафедре. Не хотел он возвращаться и в свою московскую квартиру — слишком уж она напоминала ему о случившейся в его семье трагедии. Вместо этого, он первым же поездом выехал на Урал, чтобы присоединиться к своим единомышленникам в Кедринске.

Николай Игнатьевич привез из столицы свежие вести от Олесина. До преследовавших кесаревских детей спецслужб начало доходить, в какую пренеприятную ситуацию они сами себя загнали. Прославленный уже на весь мир юный пророк Стив благополучно жил в США под крылом у ФБР, и никто не мог поручиться, что в оплату за покровительство он не выдает им в том числе и российские секреты, которые для него никакими секретами не являлись. Функционировать в подобной ситуации российским властям было очень некомфортно, но еще хуже было осознавать, что они своими же руками настроили против себя всех, кто хоть как-то мог нейтрализовать Стива. В Москву уже долетели слухи, что недавно изгнанный из нее Петр Каменцев отметился в Европе и в США, умудрившись проникнуть в дом к самому Стиву, несмотря на всю его охрану. По самым последним сведениям, Петра видели на Украине, а это означало, что если он вдруг пожелает вернуться (еще неизвестно, с какой целью!), то никто не сможет ему помешать пересечь российскую границу. Подобная перспектива повергала в дрожь самых храбрых рыцарей плаща и кинжала, и к Олесину уже начали подкатываться с просьбами, не поможет ли он установить контакт с тем мальчиком, который однажды уже избавил столицу от этого жуткого монстра. Олесин в ответ требовал наладить взаимоотношения не с одним конкретным мальчиком, а со всей Антропоцентристской церковью, и гарантировать безопасность всем ее юным питомцам. Руководство органов пока не давало конкретного ответа, но явно уже склонялось к тому, чтобы пойти на компромисс. Все это, конечно, дало бы повод для радости, но не сейчас, когда так свежи были воспоминания о гибели Алеши.

Неизвестно, сколько бы еще пребывали в депрессии юные уроженцы Кесарева, но Борис, наконец, решил взять инициативу на себя. Как-то вечером он собрал в своей комнате всех приятелей и подружек и устроил военный совет.

- Как хотите, — сказал он, — а без этого их епископа в алешкином деле не обошлось! Ну, не верю я, что этот сбежавший поп один мог Алешу распять, да еще по собственной инициативе! Мне отец говорил, что этот епископ Марк всем у них в городе заправляет. И он же той церемонией руководил, ну, когда у них Алешку на глазах у всех бичевали!

- Может и так, — усмехнулась Надя, — только как ты все это докажешь-то?! Там же все горожане горой за него стоят, общими усилиями уже от следствия отмазали.

- А не надо никому ничего доказывать, надо связаться со Стивом и узнать, как было дело.

- А что потом? Стив же все равно сюда не приедет. Что, следователь поедет в Америку его допрашивать? Да никого из наших правоохранителей американцы к Стиву и на версту не подрустят!

- Надька, да при чем тут вообще следователь-то? Нам главное удостовериться, что этот Марк действительно виноват, а наказать мы его и сами сумеем.

- Войну преображенцам, что ли, объявим? Или обойдемся, как Петр с тем психиатром? Так для того нужны соответствующие способности!