Около получаса я сидел на улице, и размышлял о своем сне. Стояла теплая июльская погода, ночное небо было чистым от туч.

Закончив с раздумьями, я вошел внутрь избы, и решил осмотреться: довольно просторное помещение, около двадцати квадратных метров, с длинною стены четыре и пять метров соответственно. Вход расположен посередине меньшей по длине стороне. Слева от входа стоит добротная кирпичная печь, которая обогревает помещенье зимой. В метре от печи стоит квадратный стол с двумя скамейками, рассчитанный на шесть человек. Помещение не имеет окон, а только дверь и два люка, один из которых ведет на крышу, а второй под пол. Справа от входа, вдоль стены располагаются четыре дощатых настила, шириной чуть больше метра, и выполняющих роль кроватей. Первый настил, на котором спал я, был свободен, а второй, находящийся прямо над моим, был занят хозяином избы, который спал, повернувшись лицом к стене. Чарли Тейлор спал, лежа на спине, на третьей кровати, а четвертая также была пуста. Избу освещала двенадцативольтовая лампа, запитанная от большого автомобильного аккумулятора, стоящего под скамейкой у стены. Савельев сидел на каком-то сундуке, рядом со стеллажом, у противоположной стены, и при помощи фонарика читал лежащую сбоку от него карту…

— Ну что Игнат, пришел в себя? — негромко спросил он меня, не отрываясь от своего занятия.

— Да, гораздо легче стало. Тут есть что-нибудь поесть? Мне кажется я готов сесть целого теленка! — сказал я, направляясь к столу, и садясь на скамью у стены.

— Не удивительно, больше суток в отключке. Сейчас накрою на стол, и сам с тобой перекушу. У лесника отличная еда. — ответил мне Матвей, и выключив фонарик, направился в сторону стола.

За пять минут он собрал довольно неплохой, по таким спартанским меркам, ужин. Из котелка, стоящего на печи, Матвей достал вареную в «мундире» картошку. А из люка, сделанного в полу, извлек соленое и копченое сало, банку тушенки, горчицу и сыр, несколько вареных яиц, банку кабачковой икры, и банку соленых огурцов. В довесок ко всему, он достал из того самого сундука булку круглого хлеба и бутылку холодного травяного чая.

Я был сильно удивлен такому количеству продуктов, и шепотом проговорил Савельеву:

— А лесник то не так прост! Походу досконально ко всему подготовился! — и начал поедать все имеющееся на столе.

— Не то слово! Он из этих, как их там, выживальщиков. Тут под избою вырыт здоровенный погреб, а в нем продуктов… Нам вчетвером за пару лет не съесть. Ты заметил? У него даже хлеб свежий, он сам его делает. Но это еще не все. Глубже погреба у него построено бомбоубежище, которое полностью автономно. Говорит, что тридцать лет все это строил… — договорив, Матвей начал уплетать сало с хлебом.

— С одной стороны, таким выживальщикам повезло больше, чем обычным людям. Они оказались хоть к чему-то подготовленными, — ответил я Савельеву, после того как прожевался, — хотя, наверное, не всем удалось добраться до своих убежищ! Все-таки это не ядерная война.

Я наелся до отвала, и убрав все со стола, мы с Матвеем вышли на улицу, прихватив с собой бутылку с травяным чаем. Сидя на лавочке, мы по очереди пили прохладный бодрящий напиток. Передав бутылку Савельеву, я спросил его:

— Матвей, как твоя нога?

— Нога? Гораздо легче. Лесник промыл мне рану, а затем зашил ее. Так что скоро буду как новенький! — Савельев сделал еще пару глотков из бутылки, а затем продолжил, — Игнат, ты знаешь, если все когда-нибудь кончиться, и я останусь живым, то вернусь в это место, и проведу здесь остаток своих дней. Тем более за Тейлором нужно будет кому-то ухаживать. Даже как-то обидно, сорок с лишним лет прожил, а семьи так и не заимел. Всю свою жизнь работе посвятил!

— Такова наша судьба! Я ведь тоже не женатый. Матвей, давай о другом. Мне не терпится лишить жизни одного человека.

— Ты о Шерстневе? Совсем скоро. Но сначала провернем одно дельце. Лесник сказал, что в десяти километрах от сюда находиться большая военная часть. Проведем зачистку, и раздобудем все необходимое, а уж потом будем думать, что сделаем с Шерстневым. Кстати заодно с лесником рассчитаемся. Оружием. За проявленное гостеприимство и за то, что согласился присмотреть за Тейлором!

Я не стал возражать Матвею. Мы проговорили еще около получаса, а затем он отправился спать, а я так и сидел на улице до самого утра…