— Ага, обыкновенный он, уж мне-то не рассказывай. — Настя укоризненно качает головой. — Да про тебя по станице сказки бродят — одна другой страшнее. Головорез, почище Ханкалинского ОсНаза, вон Светлана Викторовна из финчасти говорит, что ты за последний месяц один чуть не весь фонд премиальных за «волчьи головы» выгреб. Она такого за все время своей работы не упомнит, а работает она уже почти десять лет. Но при этом еще и на гитаре играет, песни поет, знает столько, что можно учителем в школу отправлять… И это называется обычный?

— Да ладно тебе, развоевалась, — я с улыбкой прижимаю раздухарившуюся девушку к себе. — Ну, может, и не совсем обычный. Но уж точно не сильно-то и выдающийся. Да, воевать умею. Так, слава богу, уже шестнадцать лет как «калаш» первый раз в руки взял. Ну, и детство было не простое, кое-чему научился. На гитаре играть да песни петь — тоже дело не хитрое, было бы желание и способности. А то, что знаю много, так это потому, что с самыми разными людьми в своей жизни общался. И не стеснялся их слушать и запоминать. Вот и выросло, что выросло… Уж какой есть…

— Кстати, о гитаре, — резко меняет вдруг тему разговора мое голубоглазое чудо. — А почему это я до сих пор не слышала, как ты поешь?

— Эээ, — даже как-то растерялся вначале я. — Возможно, потому, что в «Псарню» зайти вечером так ни разу и не соизволила. Я, конечно, и рад бы дать частный концерт для одной-единственной слушательницы, да вот беда — инструмент у меня не личный, можно сказать — казенный. Так что, если есть желание послушать — придется идти в гости к Четверти. Пошли?

— Пошли, — с готовностью соглашается она. — А то на улице уже совсем прохладно стало. А там и согреюсь, и музыку с песнями послушаю.

А на дворе, и впрямь, не жарко, особенно учитывая, что на куртке моей сидит Настя, я на мне — одна только футболка. На Кавказе ночи, конечно, намного теплее, чем были в свое время в Подмосковье, но все-таки октябрь есть октябрь.

— Ладно, пошли, мерзлявая.

— Это я мерзлявая? Да ты на себя посмотри, деловой, тоже мне, а у самого зубы уже от холода клацают!

— У кого? У меня? Это клевета, девушка, и я вам об этом официально заявляю!

— Ой, да ладно! — снова смеется Настя. — Ну, не клацают… Пока… А вот руки уже все «гусиной кожей» покрылись. Или скажешь, нет?

— Даже если и покрылись… Мне по уставу положено стойко переносить все тяготы и лишения.

— Но не на свидании же. Пошли, хватит мерзнуть.

И, правда, зачем бродить на холоде, если можно посидеть в тепле? Да еще и сыграть на гитаре для красивой девушки что-нибудь этакое, эксклюзивное. Значит — решено, идем к Кузьме…

Только на пороге «Псарни» до меня дошло, что, если там сейчас сидит Оксана Старосельцева, то может получиться некрасиво. Нет, я ей ничего не обещал и ухаживать не начинал, так что формально все в порядке. Но женщины — существа нелогичные и непредсказуемые. Устроит, понимаешь, девчонка скандал с истерикой и битьем посуды — и кирдык, никому и ничего ты потом уже не докажешь. По крайней мере, Насте — точно. Но отступать поздно. Галантно приоткрыв дверь и пропустив спутницу вперед, я, озираясь по сторонам, вошел в трактир. Фуууу, кажись пронесло. Ни Оксаны, ни подружек ее не видать. Зато другого народа полно, и Убивцева команда, все кто ни на каких выездах не задействован, и из Охранной Роты и Дорожной Стражи служивые, и просто гражданские. Практически не протолкнуться. Опять у Четверти аншлаг. Сидящий за «моим» столом в углу зала Толик усиленно машет мне руками, аж подпрыгивая на месте, чтоб я его быстрее заметил. Как бы опять чего не опрокинул… А стол, он не то чтобы мой личный, но когда я даю свои «концерты», то сажусь всегда именно там. И я всех в зале вижу, и меня всем видно, а главное — хорошо слышно.

— Да вижу я тебя, вижу, хватит ластами размахивать, — с улыбкой успокаиваю я Толяна, подходя к столу. — Настя, знакомься, этот вот гибрид человека и ветряной мельницы — мой напарник и боевой товарищ Анатолий. Толя, это Настя. Ты, напарник, присмотри, чтобы ее никто не обижал, а я до Кузьмы за гитарой метнусь.

Уже направляясь к стойке, за которой виднелась массивная фигура Четверти, слышу за спиной сдавленный Толин смешок и его приглушенное бухтение:

— Ага, хотел бы я знать, сколько секунд проживет тот, кто рискнет тут твою девушку обидеть…

Увидев меня, бармен вопросительно кивает, а я изображаю в воздухе пальцами перебор струн. Тот мимикой и жестами дает понять, что все понял, и сначала достает откуда-то из своих бездонных закромов гитару, а потом громогласно объявляет на весь зал:

— Итак, друзья, наш «маэстро» сегодня снова в настроении и намерен устроить небольшое выступление. Возражения будут?

Дружный одобрительный гул и аплодисменты были ему ответом. Понятно, возражений нет. Усевшись на лавку рядом с Настей, немного подкрутил колки, настраивая гитару, и громко объявил: