— Тогда давай обедать, пока мясо с овощами не покрылись плесенью, — хлопает меня ладошкой по груди и отстраняется, направляя своё внимание на тарелки и нарезку лаваша.
Мы едим в тишине, не разговариваем, нанизываем на вилки фасоль, капусту и перец, думаем каждый о своём. Только визгливый скрип ножей о тарелки разрезает наше безмолвие. Последняя такая проблемка случилась лет семь назад и закончилась маленькой войной и перекроем рынка оружия между кланами. Поддержка Шахима в то время оказалась очень кстати. По мне практически не ударили разборки в Алжире, отделался малой кровью и вырезанной группой из одиннадцати бойцов. Их семьи получили денежное пособие, но не получили тела своих сыновей для погребения. Погребать было нечего. Парней искромсали на куски, свалили в общую яму, залили бензином и подожгли. Гар, Сивуха и Марат потеряли в той мясорубке своих братьев, а Сафина мужа.
— Иди к детям, сам всё уберу, — беру жену за руку и оставляю на внутренней стороне поцелуй, когда столовые приборы ложатся на пустые тарелки. — Я быстро.
Мою посуду, протираю столы, задвигаю стулья и прохожу в гостиную, где Киру освободили из манежа, и она радостно ползает по полу, поднимается, держась за диван и визжа от удовольствия. Чувствую, что спокойная жизнь временно закончилась, и Гар вряд ли справится с проблемами сам. В подтверждение на мои мысли трещит телефон. Вижу номер Шахима, и на нервах дёргает глаз.
— Тебе придётся прилететь самому, брат, — взрывается криком динамик. — Камран убит, наши бойцы вырезаны, как и его, груз пропал.
— Буду завтра, — сжимаю кулаки. — Пришли машину в аэропорт.
Глава 16
— Малыш, это всего на два-три дня. Постараюсь разобраться со всем быстрее, — обнимает Мир и шепчет, чертя губами по щеке. — Вагон с Павой останутся здесь, охрана по всему периметру. Всё будет хорошо.
— Господи, Мир, у них же есть человеческие имена, — пытаюсь разрядить обстановку, утяжеляющуюся с каждой минутой, утекающей перед отъездом мужа.
— Есть, наверное, — издаёт смешок. — Только они их уже не помнят.
— Игорь летит с тобой?
— Нет. Гар будет решать вопросы по другой стороне границы, — отрицательно дёргает головой. — Не волнуйся. Вагон позаботится о вашей безопасности. Главное, не покидайте территорию, обойдитесь без выездов.
— Хорошо. Никаких выездов, — вжимаюсь всем телом в него. — Я буду скучать. Возвращайся скорее.
Мир улетает вечером, а наш дом становится похож на военный объект, ощетинившийся вооружёнными людьми и заряженными автоматами. По периметру вырастают наспех сбитые башни, возвышающиеся над забором, Вагон, который в простонародье просто Саша, отдаёт команды и гоняет бойцов, Пава, названный родителями Павлом, увеличивает количество камер и заводит несколько в дом, поместив по паре в детские комнаты и объяв всё пространство кроме спальни, в которую я не позволяю войти.
— Вероника Дмитриевна, безопасность прежде всего, — вежливо настаивает Павел, делая попытки прорваться на запретную территорию. — Как Мир вернётся, я сразу всё уберу.
— Нет, Павел, — безапелляционно заявляю. — В эту комнату не войдёт ни один мужчина кроме мужа. Достаточно тех камер, которыми напичкан весь дом.
Пава ещё немного пыжится, толкает проникновенную речь о своей голове, отвечающей за мою тушу, и которой ему не хочется раньше времени лишиться, потом смешно дёргает руками и уходит, сдерживая эмоциональный откат. Правда, выйдя на улицу, издаёт непонятные звуки, среди которых прослушивается мат. Провожаю его улыбкой, закрываю дверь и иду в гостиную, где Зося одной рукой играет с Глебом в настольную игру, а другой поднимает и подаёт Кире сброшенные игрушки.
Как только Кира видит меня, сразу издаёт визг и просится на ручки. Её нескончаемое «ма-ма-ма-ма» удаётся выключить только коротким мультиком перед сном и поглаживаниями по спинке. Мне бы тоже лечь спать, но Мир в небе на высоте десяти тысяч километров, и моё спокойствие летит вместе с ним. Чтобы чем-то занять свои мысли и время, достаю альбомы и, растянувшись поперёк кровати, просматриваю кадры прошлого.
Кто-то хранит фотографии в телефонах, на «облаке», на различных носителях, а я предпочитаю старые, добрые альбомы. Характерный запах глянца, присущий только фотобумаге, наполняет жизнью старые снимки, делает их роднее и бесценнее. С появлением детей картонные страницы наполнились редкими моментами улыбающегося Мира. Таким его никогда не видели посторонние, и даже не могут представить вечно сурового мужика расслабленным с мечтающим выражением лица.