— Тоже ничего особенного: сейчас в институт, а после с девчонками пообедаю в кафе.
— Отлично! — Снежана отхлебнула кофе, и спрыгнула с подоконника. — Иди ешь, хватит крутиться перед зеркалом — омлет стынет.
Зайдя на кухню, она поставила чашку в посудомоечную машину, выложила омлет из сковородки на тарелку и поместила перед дочкой на барную стойку.
— Как же пахнет! Тебе кулинаром надо было стать, а не продавцом запчастей, — похвалила дочь маму и, отковыряв кусок дымящегося омлета, отправила его в рот.
Надо было. Или швеей. А еще Снежана неплохо рисовала. В ней было много талантов, только ни один она даже не попробовала реализовать, всегда только пыталась выжить.
Снежана подошла к окну и посмотрела на купола церкви. Вдруг подумала о том, что сейчас неплохое время подумать о себе, о своих желаниях и их реализации. Но потом бросила взгляд на дочь, которая одной рукой держала чашку с кофе, а другой листала бестолковые видео в телефоне. Снежана ненавидела эти тик-токи, на которые западала вся молодежь. Вспомнила, как совсем недавно обсуждала это со своей лучшей подругой Валерией.
— Потому что мы с тобой уже старушки, — успокаивала ее Лера, — поэтому мы и не понимаем их.
— Там одно хвастовство. О чем эти видео? Девушка садится за руль крутого автомобиля, крупным планом значок «Мерседеса», потом лак на холеных ручках, потом стаканчик из «Старбакса» с ее именем и обязательно какая-то дешевая песня, что жить надо в кайф…
— Снежок, «жить надо в кайф» — это из нашей молодости! Ну ладно я старая, но тебе еще и сорока нет, чего ты такая древняя? У них жизнь сейчас такая. У нас были девяностые с разрухой, у них «Старбакс» и «мерседесы». Радоваться надо, что Сашка не нюхнула то, в чем мы с тобой валялись.
Снежана за несколько секунд погрузилась в прошлое, на двадцать лет назад, вспомнила, как ходила по Лужникам и продавала пирожки. Как замерзала, и даже три пары носков не помогали, потому что сапоги были старые, бабушкины…
Нет! Снежана вынырнула из воспоминаний и еще раз посмотрела на дочь. Ее поза не поменялась, все тот же отрешенный блуждающий взгляд, нацеленный на экран телефона, и отпитый на автомате глоток кофе. Она же так даже не чувствует его вкуса!
— Ты не опаздываешь? — спросила Снежана и нахмурилась.
Сашка, не поменяв позы, все так же продолжила листать видео на телефоне, но спросила:
— Вьюга злится?
Снежана еле заметно улыбнулась. Эта фраза дочери ей нравилась и всегда возвращала на место.
Сашка умела найти подход к матери и частенько называла Метелью или Вьюгой, когда чувствовала ее холодное настроение.
Снежана родилась в понедельник в середине марта на месяца полтора-два раньше срока и была похожа на снежинку: белоснежные кожа, волосы и ресницы. Нянечка предложила назвать ее Снежана, сказала, что это девочка, рожденная в снег или бурю. В этот день действительно шел сильный снег.
Младенец был похож на маленькую снежинку. Даже акушерки удивились и сбежались посмотреть на такое диво. Да и потом, пока девочка две недели лежала в инкубаторе, на нее приходили посмотреть, как на какое-то чудо света. И вроде бы не уродина, и очень даже миленькая, но такую вряд ли бы кто-то захотел. Слишком экзотическая.
Снежана была дитем Олимпиады и единственное, что она знала про своего отца, — это то, что он был швед из города Мальме, и что она — вылитая он. Хотя это и так было понятно: ее мать была брюнеткой с черными, как смоль глазами. Именно ее глаза и передались дочке. Скорей всего, сочетание черных угольных глаз и белоснежной кожи и волос и пугало всех, кто кидал взгляд на девочку. Слишком ярко, слишком необычно. А если необычно — значит, некрасиво.
Это был 1981 год, когда впервые перевели стрелки на летнее время, фильм «Москва слезам не верит» получил премию «Оскар», а сборная СССР выиграла чемпионат мира по хоккею в Швеции.