— Может, просто оставишь меня в покое? — слёзно попросила.
Кирилл закатил глаза:
— Ты повторяешься!
Разговор снова зашёл в тупик. Отвернулась к окну. Но пасмурное небо только добавляло пессимизма.
— Перестанешь сопротивляться?
Вздрогнула. Кирилл подошёл сзади и, положив руки мне на талию, потянул к себе. Я обернулась.
— Я спать с тобой не буду, — интерпретировала это условие именно так.
— А с ним…? — спросил, и едва договорив фразу до конца, отвёл взгляд в сторону, закусывая губу. Вспомнил, что только обещал не лезть в отношения с Матвеем? Но я ответила:
— С ним тоже. Ни с кем!
Кивнул и поцеловал. А я ответила. Как договорились.
Ещё долгое время после его ухода оставалась в растерянном состоянии. Не представляла, как мне себя вести, и что делать дальше. Однозначно, стоило снова попытаться поговорить с Матвеем. Только проснувшись утром, внезапно кардинально изменила своё решение. Осознала обратную сторону соглашения с Кириллом. Поняла, что играть в его игру можно наравне, а не только в качестве жертвы, как до этого.
Подходя к аудитории первым делом осмотрелась. Матвей махнул рукой. Кирилл отвернулся. Может и стоило ограничиться таким приветствием, но пошла до конца, как задумала. Приблизилась к компании, и смущённо приобняла Матвея и коснулась губами щеки.
Вообще, по плану было поцеловать его взасос, но когда оказалась рядом, под взглядами всей четвёрки как-то стушевалась. Но на помощь пришёл сам парень. В ответ обнял за талию, разворачивая к себе спиной и прижимая.
— Привет, малышка! — шепнул на ухо.
— Малышка? — не сдержала улыбки, оглядываясь и переспрашивая.
— Никогда не нравилось это дурацкое прозвище — Малявка. И кто его только придумал?
Кирилл — молниеносно пронеслось в голове, хотя раньше об этом не задумывалась.
— Маришка — малышка, мне больше нравится.
— Мне тоже, — призналась, скосив взгляд на Кирилла. Он посмотрел на нас, и, когда переглянулись, закатил глаза, после чего снова отвернулся. Может и хотел этим показать пренебрежение, но я-то знала и желала, чтобы под своей маской бесился от бессилия. Сам же придумал всё.
Но слово свое сдержал, действительно перестал высказывать что-либо, хотя всё равно ежедневно приходил и изводил.