Она наложила себе на тарелку всевозможных деликатесов.
— Может, уйдем с этого сборища пораньше и пойдем ко мне? — прошептал Джонни Мак ей на ухо.
— А сможешь?
— По моим подсчетам, я уже выжал сегодня из этой публики около двухсот тысяч.
— Да, судя по тому, как миссис Барр с дочерью смотрели на тебя, они рассчитывают не только на экскурсию по ранчо.
— Ну и цинична же ты.
Джонни Мак поднес ко рту креветку.
— Я думала, цинизм — одна из моих черт, которые тебя нравятся.
— Мне многое нравится у тебя, Моника.
— А мне у тебя, — ответила она.
— Видимо, потому мы до сих пор вместе, не так ли?
— Да, и по нашей общей нелюбви к долговременным обязательствам.
— Доедай, и пойдем отсюда. — Он съел еще несколько креветок, потом подался вперед и негромко сказал: — Встретимся у парадной двери через десять минут. Только что появился Малколм Уинтерс. Пока ты ублажаешь желудок, я немного поговорю с ним о делах.
Дела. Дела. Дела. Джонни Мак, казалось, жил ради того, чтобы заниматься делами. По слухам, этот человек был мультимиллионером, способным превращать в золото все, к чему прикасался. Любая сделка с его участием считалась совершенно надежной. Помимо занятий благотворительностью, в которых ранчо судьи Харвуда Брауна отводилось особое место, он отрывался от дел, лишь когда устраивал себе редкие выходные и уезжал на ранчо в горы. Ее Джонни Мак ни разу не приглашал поехать с ним. И насколько ей было известно, никаких других женщин.
Любовниками они стали около года назад, ночи проводили то у нее в квартире, то у него, два раза уезжали вместе на несколько дней. Полгода назад в Новый Орлеан, в прошлом месяце на Ямайку. Она знала, какой кофе любит Джонни Мак, кто его враги и кто друзья в Хьюстоне, знала, какую сторону кровати он предпочитает, и слепо доверяла ему. Но не знала ничего о его прошлом — кроме того, что было известно всем. Он был нищим парнем и пятнадцать лет назад, когда только приехал в Хьюстон, угодил в неприятную историю. Добрый старый судья Харвуд Браун взял Джонни Мака под крылышко и спас от преступной жизни. Отправил молодого человека в колледж и лично внушил, что значит быть достойным человеком.
Она часто задавалась мыслью: откуда приехал Джонни Маю и почему никогда не говорит о жизни до появления в Техасе. Что из своего прошлого он таит ото всех? Разумеется, никакого значения это не имело. Ей было просто любопытно. Долгого совместного будущего с ним она не планировала. Даже если б у нее было такое желание, она знала, что мысль о браке чужда ее любовнику.
Он брал Монику как обезумевший, входил в нее с такой силой, что прижимал ее к кровати. Она впилась когтями в его плечи, когда напряжение внутри достигло взрывной точки. В его любовном акте была такая необузданная сила, такая сокрушительная одержимость, что всем ее прежним любовникам было до него далеко. Джонни Мак Кэхилл знал, как угодить женщине и при этом покорить ее полностью.
Моника вскрикнула во время оргазма. Он последний раз глубоко вошел в нее и издал низкий горловой стон.
Она положила голову на подушку и удовлетворенно вздохнула, ощущая содрогания в теле после оргазма. Джонни Мак встал с кровати, и она смотрела на его голое тело, поджарое, крепкое, с превосходной мускулатурой. Хорош, черт возьми. Лучший из всех, какие у нее были. Когда их роман, как ей было понятно, окончится, она будет тосковать по нему.
Джонни Мак вернулся из ванной в черном шелковом халате, свободно подпоясанном на талии.