– Да, я слышала, – на грани безразличия ответила леди Браунхол. – Вот только она не должна была биться против Тамики и ее последователей. А Шерман был прекрасным дополнением к нашим силам. Перворожденный. Ты только вслушайся. Даже звучит гордо.
– У нас все еще есть двое других перворожденных, – парировал глава коллегии.
– О да, – реакция женщины граничила с истерическим смехом и нескрываемой злобой. – Один из них, правда, по количеству способностей и уровню владения ими больше смахивает на одаренного, – на мгновение она замолчала. – Точно! А другой еще пару часов назад был готов прикончить своих.
– У нас в запасе есть несколько экстраординарных.
– Ты про нашу пороховую бочку? – фыркнула она.
– Николас.
– А у них есть мой брат.
Гринфайер устало прикрыл глаза.
– Ты так редко называешь его своим братом, что я, было уже, позабыл о вашем родстве.
– Подобные формулировки придают речи эмоциональную окраску. А это нечто противоречащее посту главы комитета.
– Я всегда считал, что ты слишком молода, чтобы занимать этот пост, – рассуждал Дом. – Но с того момента, как тебя избрали, я только сейчас уверился в своей правоте. А ну-ка, прекращай распускать сопли!
– О том и речь, что я не должна этого делать, – возмутилась Констанция.
– Да я не о том, – он махнул рукой. – Ты всегда гнула неправильную линию – если люди увидят, что у тебя есть любимый муж и семейная драма, разрывающая сердце – они не будут уважать тебя от этого меньше. Они увидят, как сильно ты на них похожа.
– В таких вещах легко увязнуть. А выбраться намного сложнее.
– Да перестань, приведи хоть один пример…
– Ты, – мгновенно ответила она.
Мужчина задумался.
– Ты первое время пользовался своей семейной драмой, чтобы сыскать расположение коллег и подчиненных. Достаточно успешно. Ты справлялся с этим, несмотря на боль. Но после Джулиана…
От этого имени Гринфайер невольно содрогнулся.
– …ты слетел с катушек. Все твои выводы и суждения упираются лишь в твою драму. Ненависть к Элеоноре и Антуанетте тому подтверждение. Случившееся с Шерманом – тому подтверждение.