Они обнялись.

– Старые люди ложатся рано. – Прошамкала Семёновна.

– Ты лучше скажи, – вмешалась Прасковья Афанасьевна, усаживаясь на стул, – почему, вместо того, чтобы тискаться со своим газетчиком, ты припёрлась в эту богадельню в такой поздний час?

– Бабуль! – Закатила глаза Варвара.

– А что? Будто я не знаю? Дело молодое, нужно быстрее брать этого породистого жеребца в оборот! Женить на себе, родить ему ребеночка! Еще лет пять-десять пройдёт, и станешь морщинистой, как Семёновна. Вон у неё, гляди, не лицо, а куриная жопка, а протез снимет, так вообще кошмар!

– На себя посмотри, старая кочерга! – Донеслось с соседней кровати.

– Хочешь, я сама с ним перетру? Предложу руку и сердце своей внучки? Намекну, что на тебя много и других желающих?

– Ба, – Варя села и взяла её за руки. Те были морщинистыми и грубыми, но такими теплыми на ощупь. – Мы с Артёмом ещё совсем мало знаем друг друга, нам пока рано. – Она погладила её ладони. – Но если тебя это успокоит, то мы планируем жить вместе.

– И как долго вы так проживёте без законного-то браку? – Хмыкнула старушка. – Ты, внученька, запомни: где мужик почуял слабинку, там и сядет на шею. Сейчас поймёт твой Артёмка, что с тобой можно просто так шаляй-валяй, поживёт, а потом бросит. А был бы у него штамп в паспорте, так подумал бы ещё, да дорожил бы тобой.

– Ой, Афанасьевна, да другие они совсем! – Воскликнула её подруга. – Продвинутые! На первом же свидании «трёшь-мнёшь-чи-гага», а ты про штамп в паспорте! Какой дурень станет сразу жениться? Их вон, по десять лет в ЗАГС не затащишь! Они этого ЗАГСУ боятся, как тараканы дихлофоса!

– Бабуль, мы поживём, а там видно будет. – Пожала плечами Варя. – Ладно? Ты только не переживай. Помнишь, ту девочку с ребёнком, Марину? Я хочу ей помочь. Поселю пока в свою квартиру, найду ей работу.

– Ох, совсем ты у меня к жизни-то не приспособленная, – вздохнула бабушка, – поэтому все на тебе и ездюють, свесив ножки.

– Кстати, ты говорила с отцом? – Оживилась Варя. – Звонила ему? Он придёт к тебе?

– Говорила. – Насупилась Прасковья Афанасьевна. – По телефону говорила три дня назад.

– И?

Они переглянулись с Семёновной.

– Голос у него Колин, а разговаривает, как чужой.

– Ну, так он память потерял, ба. Как же иначе?

– Я ему: «люблю, скучала, сердце рвётся»! А он мне: «вы» да «вы». «Вы» то, да «вы» это! Когда «вам» удобно будет встретиться! – Бабушка задрожала, пряча лицо в ладонях.

– Её после этого разговора врачи полдня в чувство не могли привести. – Объяснила Семёновна. – Она готова была к сыну примчаться, чтобы поскорее обнять, а он ей «давайте назначим день, мне нужно переговорить с женой, подготовиться»!