– Подлый противник, понеся серьёзные и невосполнимые потери, трусливо отступил в болотистые джунгли, – с пафосными нотками в голосе объявила Сашенция, ловко вставляя в рукоятку парабеллума запасную обойму. – Причём, отбросив в сторону ложную скромность, можно уверенно констатировать, что решающую лепту в славную победу внесла именно единственная амазонка нашего отряда. То бишь, я, прикончившая самого крупного и злобного обезьяньего самца …. Почему не слышу бурных аплодисментов и цветастых комплиментов?
– Никогда не сомневался в ваших способностях, сеньора отважная амазонка, – Егор галантно прикоснулся стволом браунинга к краю шляпы. – В очередной раз – очарован. Преклоняюсь и восторгаюсь.
– Спасибо, кабальеро! Всегда рада выручить. Только намекните…
Кроме матёрого вожака было застрелено ещё три обезьяны.
«Скорее всего, все охотничьи трофеи нашей Александре и принадлежат», – одобрительно хмыкнул внутренний голос. – «Боевой азарт – отличительная черта истинных амазонок…».
Аугусто, скорчив недовольно-скорбную гримасу, неторопливо раскурил огрызок коричневой сигары и расстроено известил:
– На этом, собственно, и всё! Можно прямо сейчас возвращаться назад, к усадьбе Монтелеонов. Здесь нам уже не пройти.
– Почему бы это, вдруг? – забеспокоилась Санька.
– Видите ли, храбрейшая из киноактрис, в тутошних джунглях между павианами и людьми – за последние несколько столетий – сложился своеобразный паритет. Вернее, определённый порядок, устраивающий обе стороны…. В двух словах, это звучит примерно так. Когда следуешь через обезьянью территорию, то надо относиться к её изначальным хозяевам с элементарным уважением. То бишь, не грех и дань заплатить небольшую. Ну, это как необременительная плата за беспокойство…
– Потрудитесь, уважаемый сеньор, выражаться напрямик! Не люблю, когда ходят вокруг да около, делая невнятные намёки…. Итак?
– Вы, прекрасная сеньора, очень нетерпеливы, – Аугусто тщательно затушил остатки сигары о каблук сапога, после чего ловким щелчком отправил окурок далеко в сторону. – Здесь принято обходиться с павианами…м-м-м, дипломатично. То есть, ты позволяешь им немного пограбить караван – так, самую малость. А потом даёшь лёгкий отпор – опять же, не всерьёз, только легко ранив двух-трёх наиболее наглых обезьянок. В этом случае получается, что сложившаяся традиция соблюдена, и отряд может беспрепятственно двигаться дальше.
– Чего же теперь следует ожидать? – вмешался в разговор Егор.
– В данном случае всё складывается – хуже не придумаешь. Погибло четыре обезьяны, включая самого вожака. Теперь павианы, наверняка, будут мстить и не дадут нам пройти к Сизым болотам.
Санька, покаянно сдёрнув с головы широкополую ковбойскую шляпу и покорно опустив глаза долу, тут же занялась самобичеванием, пробурчав вполголоса:
– Извините, господа, виновата. Увлеклась, переборщила, но осознала…. Я, конечно же, слышала приказ, мол: – «Не стрелять на поражение!». Но…. Не смогла остановиться, хотя, видит Бог, и старалась. Охотничий зуд, женская пугливость и всё такое прочее…. Извините, ещё раз!
– Вы, милая Александра, здесь совершенно не причём! – в свою очередь, покраснев до кончиков ушей, засмущался сеньор Мартинес. – Во всём виноват только я! Как командир группы…. Не предупредил вовремя. Не объяснил. Не предостерёг…
«Наша Сашенция – признаёт ошибки, раскаивается и извиняется?!», – буквально-таки взвыл ошарашенный внутренний голос. – «Этого – по определению – не может быть! Никогда и ни за что! Но, ведь, есть. Ага, снова извиняется…. Неужели, за прошедшие четыре года она так сильно изменилась? То есть, отбросив излишнюю строптивость, стала мягче и человечнее? Ну-ну…. А чьи это пушистые ресницы подрагивают так лукаво? Так и есть! Она просто – в очередной раз – издевается над нами всеми! Наивный Мартинес попался на удочку, того и гляди – от искреннего стыда – провалится сквозь землю…. Природную актрису ничем не исправишь. Её хлебом не корми – только дай вволю полицедействовать…. Ай, да Александра Ивановна! Та ещё эксклюзивная штучка, никак не желающая остепениться…».
Егор, оглянувшись на странные булькающие звуки за спиной, счёл за благо прервать эту душещипательную сценку, с таким мастерством разыгрываемую коварной Сашенцией. Откашлявшись, он громко спросил – у окружающего пространства:
– Интересно, а зачем это наш мирный индеец Хорхе отрезает у мёртвых обезьян головы и аккуратно складывает их в тёмно-зелёный брезентовый мешок? За какой такой надобностью?
– А? Что ты говоришь, милый? – неохотно выходя из образа, вернулась в реальность Александра. – Действительно, отрезает…. Фу, гадость-то какая! Меня сейчас, кажется, стошнит…