— Но, господин капитан-лейтенант, а как же пропуск? Без него не положено… — возмутился ефрейтор.

— Пропустить под мою ответственность. Немедленно. Выполнять. — В голосе Плотто зазвенела сталь.

— Садитесь в санки, господин капитан-лейтенант, — пригласил я. — До ангара все ж далече топать.

— Как мне эта тупая пехтура уже надоела, — пожаловался мне каплей, когда мы отъехали от ворот. — Скорее бы уж морячки прибыли. Тогда и порядок будет.

— А зачем тут моряки? — удивился я. — Тут моря нет. Одни болота.

— Отряд принадлежит флоту, — убежденно высказался офицер, — и обслуживать его должны матросы. На такой большой дирижабль только наземной команды должно быть не менее сотни человек. Обученных… И двойной комплект экипажа. А тут только колючку натянули, болвана у ворот поставили и считают, что все в порядке. И самое ужасное в том, что они нам приданные. Я им не командир.

У ворот эллинга на всякий случай накинул на кобылу попону от ветра и прошел за моряком в прорезанную в стене калитку.

Внутри ангара холод чувствовался едва ли не сильнее, чем снаружи. И в многочисленные щели немилосердно, с подвывом, задувало, как в аэродинамическую трубу.

Скелет дирижабля был все таким же. Но только на первый взгляд. Изменились очертания задней гондолы, которая обзавелась дополнительными винтами по бокам на выносных фермах.

Несколько человек в овчинных куртках и валенках лазали по этому скелету и что-то в нем крутили, не обращая на нас внимания.

Каплей, несмотря на увечье, быстро сменил шинель на такую же куртку и вязаную шапочку.

— М-да-а-а-а… — протянул я. — Этак война быстрее закончится, нежели этот летающий слон полетит.

— Я, Савва, надеюсь все же отбомбиться с него по врагу еще до конца войны. И это не летающий слон, а «воздушный крейсер». Теперь у него такое официальное наименование в реестре императорского флота, — показал каплей свою довольную улыбку.

А то как же? Понимаю. Для флотского командир крейсера это вам не командир какого-то дирижабля. Уважение априори, сразу и зримо.

— Смотри… — подвел меня каплей к середине скелета летательного аппарата легче воздуха, если говорить официально. — Вот на всем этом пространстве между гондолами, что очень важно, внутри оболочки можно установить до двух тонн бомб. Это как минимум, а то и больше. Все зависит от дальности полета, ибо чем дальше, тем больше съедают полезный вес сопутствующие, а не боевые грузы.

— Так в чем вопрос?

— В креплениях. Взрыватель приходится настораживать еще на земле при подвесе, а наверху так мотает ветром, что в квадратных коробах под твой стабилизатор снаряд раскачивает, и, сам понимаешь, взрыватель очень чуткий. Боимся, что при ударе стенки снаряда о короб взрыватель может сработать. На самом дирижабле…

— Осмелюсь заметить, бомбы надо выделывать специально, — ответил я. — Переделки старых снарядов — паллиатив, — ввернул я умное слово. — Не одно, так другое вылезет при переделках обязательно. И вряд ли на выходе при всем старании и умении получим то, что желаем.

— Я поднимал этот вопрос. Бесполезно. Сказали, пока старые снаряды со складов не израсходуем, новых воздушных бомб заводы делать не будут. Начальство тоже понять можно, — махнул рукой каплей. — Столько складов занимают старые запасы… И лежат они там мертвым грузом. Даже в крепостных фортах пришлось срочно менять старые орудия на новые, дальнобойные. А бомбежка с воздуха пока только в теории. Ее еще нельзя включить в реальные боевые планы.

— Я подумаю над этим, — пообещал я. — Если сможете, то через недельку добро пожаловать ко мне на полигон.