К перекрестку, одна из дорог которого вела к Ладони бога, я подошел чуть ли не последним. А причиной тому стала отправка моего «разведотряда» в лице трелла-торговца и его «охранников». Их всех я еще раз и детально проинструктировал.

Затем, когда они отправились в путь, настал черед «грабителей» — семеро воинов, которым предстоит бедокурить на тракте до весны, собирая добычу в удобный схрон, любезно оборудованный покойным старейшиной и его сыновьями.

Лишь отпустив «разбойников», я смог наконец-то отправиться к перекрестку и возглавить свою армию, уже прямо-таки пританцовывающую на месте от нетерпения.

И мы двинули вверх.

Почти добравшись до вершины, я пустил вперед «маскарад» — нескольких воинов, одетых ровно так, чтобы гуляки на Ладони бога решили, будто те самые «демоны», которых они так боятся, таки явились.

В целом моя задумка удалась. Воины в рогатых шлемах, в черных накидках выглядели будто назгулы, явившиеся из Средиземья.

И их появление произвело эффект взорвавшейся бомбы. На Ладони Бога стояла полнейшая тишина. Люди с ужасом взирали на словно бы выросшие из-под земли устрашающие, пугающие фигуры.

Однако стоит отдать им должное: гвардейцы довольно-таки быстро пришли в чувство. Один из них (судя по богато украшенной броне ‒ какая-то важная шишка) заорал нечто воодушевляющее и первым ринулся в бой. За ним тут же последовал один из гвардейцев, следом еще один, и еще, и еще.

Вот уже около трех десятков гвардейцев несутся на наших «демонов».

Однако к такому повороту я был готов. Еще бы, надо быть полным глупцом, чтобы не додуматься до того, что насмерть перепуганный народ, то ли пытаясь скрыть свой страх, то ли как раз из-за него, бросится в драку.

Между «демонами» проскользнула вперед «элита» — самые опытные и бывалые ветераны, которые и встретили гвардейцев, разделались с ними в считанные секунды.

А затем, когда волна атакующих схлынула, а ее часть осталась лежать под ногами моих воинов, мы двинулись вперед.

Ладонь Бога наполнилась отчаяньем и страхом. Люди бегали, суетились, кто-то пытался спрятаться, кто-то наоборот, пытался отбиваться.

Женские визги перемежались с криками боли, предсмертными воплями. Северяне радостно гоняли людей, словно отару овец, безжалостно убивая тех, кто оторвался от стада.

Вот один из охранников попытался сразиться с моим воином. Однако он не учел, что противник будет не один. Пока он довольно-таки умело уворачивался от топоров, сзади, прямо в спину, ему вонзили огромную секиру.

Несколько гвардейцев, сбившись в кучу и ощетинившись мечами, пытались отбиться от двух дюжин северян, окруживших их тесным кольцом. Несколько ложных выпадов, и вот один из гвардейцев открылся, купился на обманный финт. За что тут же поплатился — сначала лишился руки, а затем и головы.

Следом и его товарищи, у которых образовалась брешь в обороне, пали…

Отчаянный визг привлек мое внимание — седовласый воин с топором в руке взгромоздил себе на плечо молодую девушку, и теперь тащит ее куда-то в сторону, в тень.

Двое северян только что убили какого-то толстого типа и, сорвав с его пояса достаточно громоздкую сумку, вывалили ее содержимое на землю, увлеченно принялись делить обнаруженное золото.

И что парадоксально — вся толпа южан, сбившаяся в кучу, буквально вжавшаяся в скалы, бездействует, молча наблюдает, как многих из них убивают, грабят, насилуют. Но они не пытаются вступиться, они боятся за себя. Они надеются, что их минует эта участь.