Нюрка пожала плечами, глядя в туманное окно. Виктор ещё раз осмотрел все вокруг. После удручённо сказал:
– Эх, меч утянули. Хорошая штука была. В линейку превращаться умела. Хочешь головы руби, хочешь поля отчеркивай.
– Ой, не ной, – Анна махнула рукой. – Если оружие хорошо за тобой закрепилось, то никуда не денется. А если нет, то не твое оно значит. Другое найдешь.
– Ага, легко говорить. Он со мной ещё с первого этажа был!
Коврин ощутил укол грусти, будто потерял верного друга. Он не знал, что в мире мрачного бреда вообще можно привязаться к чему-то.
Вспоминая уровни, пройдённые благодаря «линейке», парень тронул парту стоящую сзади. На ней лежал кусок холодного металла. Виктор резко обернулся, и громко воскликнул:
– Меч, Господи, меч! Я прям в шоке! Капец!
– Да уж, ребенку вернули конфетку. Радости полные штаны.
– Эй, ты могла бы не язвить хотя бы несколько минут!
– Ээээ, сейчас, дай немного подумаю. Нет!!!
Нюрка смешно спрыгнула с парты. После направилась к распахнутой двери.
– А если серьезно, Витёк, то тут тусоваться нечего. От мест сражений хорошего не жди. Валить надо нам… В разные стороны то есть. Не вместе!
– Да понял я, понял! – Коврин осмотрел обретенный клинок, убрав его за спину.
Несмотря на мнимую жесткость, Нюрка улыбнулась, потом пнула кусок обгоревшей парты, и пошла к выходу. Коврин поплелся следом.
Казалось, что опытный игрок мог бы многое поведать. Только после всех передряг вопросы иссякли. И Виктор лишь задумчиво отметил:
– Почему нас забросило в школу? Потому что тут были проблемы или потому что мы о ней думали?
– Не совсем так.
Анна будто ждала такого вопроса. Она облокотилась на притолоку, рассматривая гладь коридора.
– Мы жили здесь… Только душой. Я, например, намоталась за последние годы. Скандалы, развод, ребенок орет, свекровь сука, начальник козел. И думала, вот бы оказаться в школе! Там, где мой зад был меньше, чем у бегемота, сиськи не падали на пупок. А в животе – одни бабочки и немного блейзер… иногда.
Виктор нахмурился. Он давно не общался с женщинами такого (!) уровня простоты.