Во время беседы моя голова то и дело поворачивалась в сторону Анны.

   Сейчас, рядом с юной немкой была хорошо видна разница в возрасте между ней и Кларой. Особенно, когда мой взор утыкался в слегка распахнутый халат девушки, где не было никаких признаков бюстгальтера. Осознав, куда смотрю, я отводил взгляд в сторону, но через несколько минут все повторялось снова.

   Настроение у Клары явно испортилось и, было понятно отчего. Поэтому, я быстро рассказал, как и когда мы отправимся на экскурсию, после чего покинул бабский коллектив.

   Однако остаток дня я неоднократно ловил себя на мысли, что думаю о немецкой художнице слишком много, для мимолетного знакомства.

   Шум двигателя подкативших к нам аэросаней вырвал меня из размышлений.

   Из открывшегося иллюминатора показалась голова Ефремовича в танковом шлеме. Он что-то крикнул и кивнул в сторону дверей.

   Из-за гула и треска его не было слышно, но то, что нас приглашали на борт, было несомненно.

   В скором времени мы забрались вовнутрь этого монстра, и расселись по сиденьям. В его шестиместном салоне было немного теплей, чем на улице,

   Убедившись, что мы готовы к поездке, водитель прибавил газу, Рокот за нашими спинами усилился, и сани плавно съехали на лед.

   Поняв вскоре, что разговаривать в таком шуме невозможно, мои спутницы приникли к иллюминаторам, однако, и те вскоре покрылись изморозью и единственным окном, через которое было хоть что-то видно, оказалось лобовое стекло нашего транспорта, поэтому, вытянув шеи, пассажирки, уставились вперед по ходу движения, пытаясь увидеть хоть что-нибудь через него. Я же их примеру не последовал, все равно, кроме льда и далекой линии берега с левой стороны, ничего увидеть, пока не удастся. Вместо этого я разглядывал симпатичное личико Анны-Софии, выглядывавшее из-под меховой оленьей шапки и нескромные мысли начинали бродить в моей голове.

   Пока сани неслись по ровной поверхности Петрозаводской губы, ехать было комфортно. Но за Ивановскими островами начались торосы, иногда до двух метров высоты. И тут нас начало ощутимо трясти. Ефремович убавил скорость, выбирая лучший маршрут, сани виляли и качались, пробираясь среди ледяных нагромождений. На особо крутых ухабах женщины взвизгивали, а от Бориса Ефремовича доносились громкие непечатные выражения.

   Но вот впереди на горизонте показалась многочисленные купола главной церкви Кижского погоста. Они поднимались все выше, и вскоре мы увидели низкий берег острова, сливающийся с белизной покрытого снежным покровом льда. У причала сиротливо стоял вмерзший в лед дебаркадер с рестораном, который в прошлом году руководство решило не перегонять обратно в Петрозаводск.

   Наши сани без проблем выкатили на берег и остановились у въезда на территорию собора.

   Ефремович выключил двигатель, и в салоне стало тихо.

   -Ну, что, дамы и господа, мы приехали, прошу на выход, - повернувшись к нам, сообщил Никулин.

   Я открыл дверь и спрыгнул, оказавшись по колено в снегу. Опустив ступеньки, помог спуститься своим спутницам.

   Вслед за ними грузно спрыгнул в снег Борис Ефремович.

   Наши дамы, между тем, застыли в восхищении.

   Конечно, для них подобное зрелище было необычайным. Немки, выросшие в центре Европы в человеческом муравейнике, сейчас стояли на небольшом безлесном острове рядом со сказочными деревянными зданиями, а вокруг до горизонта простиралась белоснежная равнина, сверкающая под лучами мартовского светила.

   Ни одного человека кроме нас здесь пока не наблюдалось. Лишь в отдалении из одного из домов поднималась тонкая струйка дыма.