– Боковой амиотрофический склероз – дегенеративный синдром, парализующий нервы в позвоночнике и мозге. Ей поставили этот диагноз, когда Роберт еще работал в полиции. Он рассказывал, что они уже собирались расходиться, но он решил остаться с ней, насколько хватит сил. В конце концов он не выдержал.

– Значит она убила его потому, что он собирался оставить ее?

– Да, – коротко отвечает Милла и частично отворачивается от меня к книгам на стенной полке. – Она не могла жить без него.

– Почему полиция считает, что пропавшие девочки уехали на Ибицу? – спрашиваю я, листая папку Роберта по делу об исчезновении.

– Девочки и раньше убегали. – Милла кашляет, когда мы наконец встречаемся взглядами. – Тогда они поехали на Ибицу.

– Ладно, – я продолжаю листать папку. – Так какой у нас план?

– Завтра мы с вами едем в Хёнефосс навестить тот детский дом, а также мать Сив, одной из девочек. Они ждут нас.

– Зачем? – я кладу папку на стол между нами.

– Что зачем?

– Я хочу сказать, если мы не будем ничего расследовать, если все, что нам нужно сделать, – порыться в посмертной памяти об этих двух девочках, зачем тогда вам нужен я, или Роберт до меня? Разве это не то, что писатель может сделать сам, сидя здесь, в своем кабинете?

Милла долго смотрит на меня и наконец кивает в сторону моего шрама, начинающегося от глаза и бегущего по впадине между челюстью и скулой, где он прерывается, а затем дополняется рассеченной верхней губой, которая никогда не касается нижней, даже если рот закрыт.

– Откуда у вас это?

– Авария. – Я отворачиваю от нее изуродованную сторону лица. – Ульф говорит, мне больше не нужно об этом говорить.

– Болит?

– Только когда я один. Или вместе с другими.

Она наконец улыбается.

– Вы правы, – говорит она, откидываясь на кресле. – На самом деле я могла бы написать все сидя здесь. Прочитать в интернете о делах об исчезновении, потом выбрать несколько подходящих персонажей из бессознательного, дать им имена, лица и истории. Но это дело другое.

Она собирается сказать еще что-то, но вместо этого вздыхает и отворачивается к окну, за которым кроны деревьев слабо покачиваются на ветру, задувающем с моря.

– В каком плане другое?

– Просто оно другое, – повторяет Милла и несколько раз с усилием моргает. – Кстати, Йоаким вам все обустроил в лодочном домике, – продолжает она и указывает на лес, находящийся ниже ее писательской гостиной. Там я вижу контуры белого здания, прямо у прибрежных скал. – Начнем работать завтра утром.