Книги
Всемирный следопыт, 1926 № 07
Адам посмотрел на него жалобными глазами умирающей собаки.
— Нет, нет. Вам вредно, Адам… — и, обратившись к санитару, доктор отдал приказание:
— Подушку с кислородом…
Кислород продлил мучения Адама до утра. Утром, когда бледный луч солнца осветил белую стену, нарисовав на ней тенью решетку окна, что-то вроде улыбки, такой-же бледной, как этот луч, мелькнуло на губах Адама… У него началась агония. Он изредка выкрикивал какие-то непонятные слова… Ни одного французского слова он не произносил.
В десять часов двадцать минут утра Адам умер. А в час дня было получено официальное извещение о том, что Адама необходимо выписать из больницы, так как решено отправить его в Гималаи…
— Все-таки, он хорошо сделал, что поспешил умереть, — не скрывая радости, говорил прозектор, приступая к анатомированию трупа Адама.
Ни один труп не был так тщательно препарирован. Все было измерено, взвешено, тщательно запротоколено и заспиртовано. Вскрытие дало много чрезвычайно интересного. Apendix[3] был очень больших размеров. Musculus erectus cocigum[4] ясно выделялся, мышцы ушей были очень развиты. Мозг… О мозге Адама профессор Ликорн написал целый том… Скелет Адама был тщательно собран, помещен в стеклянную витрину и поставлен в музее, с надписью:
В первые дни в музее, у витрины со скелетом Адама, толпилось много народа. Среди посетителей любопытные взоры отметили Клотильду де-Труа и знаменитую артистку…
Адам перестал быть опасным для «культурного» общества и стал служить науке…
Каспийские ловцы.
Рассказ П. Егорова.
Подойдя к морю, Максим свалил с плеч просушенный, тяжелый парус и сказал:
— А ветер крепнет! Быть сильному шторму!
Товарищ Максима, низкорослый, коренастый Михайла, с которым они вместе хозяйствовали и ловили рыбу, повел носом в сторону моря. Вобрав в широкую грудь холодный воздух, он кивнул головой Максиму:
— Да, это точно. По осень Каспий дюже бунтует. Супротив всех других морей.
Море стонало. Мутные, серые волны топорщились и, перебегая через песчаные отмели, с рассыпающимся глухим звоном набегали на пустынный, отлогий берег. Привязанная к полусгнившей коряге рыбница слегка вздрагивала и лениво колыхалась. Тихо и тоскливо-тревожно поскрипывала мачта, о которую сухо и коротко шлепались болтавшиеся снасти.
Михайла докурил цыгарку и, сплюнув ее в море, вместе с Максимом впрыгнул на судно прилаживать парус и готовить рыболовные снасти. На корме, где помещалась крохотная каютка, возилась с чайником в руках согнувшаяся озабоченная жена Максима.
В воздухе было морозно, отчего парус стал сразу холодным и упругим. Руки Максима и Михайлы быстро коченели.
— Ишь, какой морозяга заколупывает! — Максим стал быстро оттирать иззябшие руки.
Жена выпрямилась и подошла к нему. У ней сильно щемило сердце, и какое-то тяжелое, недоброе предчувствие угнетало ее. Посмотрела на мужа жалостливыми глазами.