— Опасности нет, — вновь по-доброму усмехнулся он, хотя глаза оставались серьезными. — Обычные домашние зверушки на продажу, не без эксклюзива, понятно, но ничего страшного.

Мне даже интересно стало, что в столь многорасовой игре может считаться эксклюзивом. Или здесь тоже возможны какие — то отклонения от стандарта, вроде бородатой бабы, что так ценилось в Европе. Говорят, что еще начиная с темных времен, именно на них больше всего зарабатывали хозяева цирка уродов.

Сбоку мне по руке локтем ударил подросток и на грани слышимости прошипел сквозь зубы:

— Замолчи!

В одном этом слове было столько эмоций! И страх, граничащий с паникой, и ненависть, и решительность, сиречь готовность действовать, лишь бы суметь свалить подальше.

Я так удивился, что действительно замолчал, хотя обычно в таких случаях всегда нахожу пару острых крылатых выражений. Немного подумав, я просто пожал плечами и прикрыл глаза, наблюдая периферийным зрением за соседями. Оба не внушали никакого доверия.

Спустя еще пять минут стало скучновато. Смотреть в ящик перед собой неинтересно, а расслышать, о чем треплется охрана груза не получалось. Вор усиленно делал вид что спит, остальные делали вид что верят. В такой обстановке я уже реально не мог дождаться следующего разворота канонерки. Ждать пришлось недолго, СНДК накренилась на левый борт и ухнула вниз. Тело стало враз тяжелее, поэтому я не нашел ничего лучше, чем снова вцепиться в скамейку руками. Воздух за стеной загудел как-то особенно громко, будто бы рядом с нами летело еще как минимум десять таких же кораблей.

— Это эхо, — проскрипел вор из своего угла, угадав мои мысли. — Я в свой первый полет тоже не понимал почему так громко движок работает, но быстро допер что в трубе даже муха гудит почти как самолет, что уж говорить про десантный транспортник.

— Меня больше волнует то, какими будут настоящие полеты, если их имитация может в гроб вогнать. Сколько сейчас перегрузка… была?

Все действительно неожиданно закончилось. Меня перестало вжимать в борт и руки снова стали легкими. Я разжал пальцы и поднял ладони к лицу. Пошевелил в разные стороны и снова положил на скамью.

— Около четырех G, — ответил забрак, вставший со своего места и пересевший поближе к Марису. — Через минуту будет повторение Марлезонского балета, так что не расслабляйся.

Затем он что-то шепнул на ухо тогруту и тот в ответ глубокомысленно кивнул.

— Четыре G это нормально. — Подросток хитро смотрел на меня из угла блестя глазами. — Тренированный пилот выдерживает до девяти G сидя и двенадцати G в горизонтальном положении, хотя с непривычки, конечно тяжело, тем более что здесь ничего не приспособлено для перегрузок. Ни ремней, ни кресла нормального.

Довольно интересные рассуждения для вора гопаря, которым он предстал передо мной в ресторане. Понятно, что он никакой не подросток и уж точно не идиот, но еще один лишний штрих не помешает.

— И как долго надо привыкать к таким перегрузкам? — Невинно поинтересовался я.

— Около десяти — пятнадцати часов в кресле пилота, — задумчиво донеслось из-под капюшона. — Если не новичок, конечно. Внимание!

Но я и сам ощутил, что транспортник меняет курс и уже привычно вцепился пальцами в железку. Прям как воробей на жёрдочке, блин. Тело налилось тяжестью, на плечи и на голову село по одному человеку… Я скосил глаза на вора, но он, максимально откинувшись на свой угол, такое впечатление, что чувствовал себя вполне нормально.

Теперь я вроде бы понял кем стремится стать мой попутчик, чувствуя, что выход из шлюза не ограничивается четырьмя G. Вороватым камикадзе!

— Оп, — снова этот противный голос. А сколько ехидства в нем, — шестерочку словил и не уснул? Ну может и выйдет из тебя чего.

— Чего выйдет? — Я повернул голову, ощутив спад перегрузки.