— Кто ты такой? — сорвался с отмирающих губ вопрос, что давно вертелся на распухшем языке.

— Да как ты, я альвар. Только днём лица на свет не кажу, как ты по ночам в темень не лезешь. А под землицей-то уж и разницы никакой нет, когда день, а когда ночь.

— Ты такой белый, потому что не видишь белого света?

Холод путал мысли и слова. Сандра уже не рассчитывала получить ответ, как Саватий произнёс:

— Так ведь кровушкой я питаюсь. А без неё и жизнь не жизнь. Ты-то сама какая болезная стала, того и гляди, околеет твое тело, а душенька твоя будет неприкаянной летать.

— Да, я хочу умереть, — в безразличии лепетала Сандра, — чтоб душа отошла и больше не мучиться.

Саватий улыбнулся, как улыбается старик глупости малого дитя.

— Не помрешь ты. Никто из нас ещё не помирал. Даже те, кто десятый век доживают и те не помрут. — И он протянул ей белую ладонь. — Век-то наш долог, а с чернушной мордой ой тяжело тебе жить будет. Давай, идём к ключу, он тебе всё вернёт, что потеряла.

— Мне слишком больно.

— Так искупаешься, и болеть перестанет. Ты ж только ко мне иди, сюда, где темно и солнца никогда не бывает.

— Да хоть в ад, я не могу.

— Ну давай уже, поднимайся.

— Нет сил, — произнесла она, прежде чем холод окончательно сковал её тело и разум.

Но Саватий потянул Сандру за руку, и она невольно поднялась на ноги. Упираясь одним кулаком о камень, а другой рукой держась за Саватия, она поплелась навстречу темноте. Когда ночное небо скрылось за спиной, а впереди показался густой мрак, её глаза закрылись. В них больше не было нужды.