События тех дней перестали быть воспоминанием, запускающим стрессовую реакцию: я начала воспринимать их не как историю провала и слабости, а как историю торжества жизни.
Закрыв двери в прошлое, из которых сквозит, мы перестаем чувствовать холодок небытия, пробегающий по спине. Нам становится теплее и проще жить, и мы начинаем смотреть
Не случилось.
Ускользающая красота и уходящие годы
Время неумолимо.
Глядя на себя в зеркало, мы все чаще расстраиваемся, чем любуемся: возраст берет свое, а вернее
Увлекшись этой заведомо проигрышной борьбой за вечную молодость, легко упустить из виду, что привлекает не идеальность и безупречность, а внутренняя гармония и шарм уверенности в себе, которые не зависят от возраста.
К тому же зрелые годы как ничто другое дают карт-бланш на смелость, привилегию быть сентиментальными и трогательными, свободу вдохновенно воплощать мечты, потому что руки больше не заняты детьми и сумками.
Екатерина Оаро в книге «Европа во мне» рассказала чудесную историю[31]. Однажды в кафе она наблюдала, как за соседним столиком щебетали четверо француженок. Подруги никого не замечали, но все замечали их. С особым любопытством поглядывал в их сторону пожилой мужчина: похоже, он бы с радостью присоединился к веселью.
Допив кофе и собравшись уходить, он громко сказал в сторону дам: «Если вы хотели взять мой номер телефона, то это ваш последний шанс!» После чего замотал серый шарф на незастегнутое пальто и с улыбкой удалился.
Сколько же в этом красоты, самоуважения и достоинства! И как же вдохновляют такие истории!
Недавно на глаза попалось исследование о состоянии памяти пожилых людей в разных культурах. Например, в Китае зрелый возраст – время покоя и мудрости. Думая о старости, китайцы не готовятся в мыслях к болезням, нищете и своей ненужности. Поэтому с возрастом практически не теряют силу памяти: многие после выхода на пенсию продолжают учиться новому и достигают успехов наравне с молодыми.
А в американской культуре ситуация ближе к нашей – есть страх перед возрастом. Он ассоциируется с безрадостным угасанием, одиночеством, ощутимым снижением достатка. Именно такое восприятие создает реальность, в которой человек не видит возможностей и поводов для радости: все хорошее остается вне фокуса внимания и просто его
Что делать в этом случае? Выводить себя из позиции жертвы, которой что-то недодали и чем-то обидели, в позицию того, кто сам творит свою жизнь.
Для здоровья души и тела полезнее концентрироваться не на том, что спина болит и дети не звонят, а на том, что до сих пор удается читать без очков, рядом есть подружки-соседки, старый кот и любимый сад. Другими словами, держаться за то, что есть, до чего еще можно дотянуться и что использовать, а не за то, чего нет и, скорее всего, уже не будет.
Как красиво и точно подметила Линдси Гибсон: «Знания, полученные в возрасте 90 лет, стоят того, чтобы их получать. Талант, открытый в 60, стоит того, чтобы его развивать. Любовь, обретенная в 70, так же ценна, как и в любой другой момент. Люди, разделяющие эти убеждения, бывают счастливее, у них меньше психических проблем и они живут дольше»[32].
У меня перед глазами пример моей 70-летней мамы, которая только в этом году вышла на пенсию, а до этого каждый день ходила на работу – в идеально отглаженном костюме, с макияжем и на каблуках. Будучи официально пенсионеркой, но продолжая работать, мама побывала в более чем 20 странах: откладывала деньги с зарплаты и пенсии, покупала раз в год путевку и ехала. Ее всегда увлекали путешествия, но пока она растила нас с братом, ей было не до того.
Иногда я звонила ей, а она на вопрос «Ты где?» могла ответить: «На Маврикии. Ну, знаешь, такой маленький остров возле Мадагаскара». Честное слово, в этот момент я испытывала перед мамой благоговейный трепет. А еще вспоминала шутку: