К тому времени, когда прошло чуть более четверти часа, Морган вернулась в гостиную, физически она чувствовала себя значительно лучше. Грязь смыта вместе с воспоминаниями о пожарной лестнице и хлороформе, пострадавшая лодыжка тщательно смазана лекарством (к счастью, обошлось без ссадин, а вот синяк оказался приличным). И обдуманы слова Куина.

Морган вернулась с единственной жалкой, но неоспоримой мыслью: она влюбилась в невероятно сложного мужчину, которого, возможно, никогда не поймет, даже если проживет с ним всю жизнь. С другой стороны, ей не приходилось встречаться с более интригующим, загадочным, раздражающим и волнующим человеком, к тому же настолько сексуальным.

Ничего особенно нового, за исключением признания собственных чувств. Как только Морган признала это, она перестала бороться с чувствами. Какой смысл кричать и топать ногами на то, что не в силах изменить? Она считала себя последней в мире женщиной, которая могла бы полюбить знаменитого вора, но факт остается фактом — втрескалась по уши.

И теперь придется с этим жить.

Хорошенько подумав, Морган надела свободный удобный спортивный костюм и единственную имеющуюся у нее пару тапочек — нелепые, смешные и пушистые. Совершенно не сексуальный наряд. Она не собиралась предлагать себя снова, и надеялась, что он это заметит.

Конечно, Куин все понял.

Сложенное одеяло, которое висело на спинке стула, привлекло ее внимание.

— Где ты раздобыл одеяло? — спокойно спросила Морган и, прихрамывая, зашла в комнату.

Куин лежал на диване и с задумчивым видом смотрел старое черно-белое кино по телевизору. Как только Морган заговорила, он встал и окинул хозяйку с ног до головы пристальным взглядом, после чего в зеленых глазах Куина появился слабый блеск.

— Его принес Джаред, когда я позвонил и попросил сменить меня на посту, — ответил он и добавил для ясности: — На непредвиденный случай у нас есть мобильная связь.

— Угу, а я-то удивилась.

— Чувствуешь себя лучше?

— Намного. Разве не заметно?

— Кокетничаешь, Моргана?