Он медлит, трет лицо, смотрит на стену над моим плечом. Потом резко разворачивается и уходит. На краткий миг меня накрывают облегчение и тоска, одновременно. Стряхнув с себя это чувство, я запираю дверь и возвращаюсь в гостиную, собираю остатки посуды и несу в кухню. Мама бросает взгляд через плечо.
– Максим ушел?
Я киваю. Она откладывает полотенце, проводит ладонью по моему лицу. Этот жест возвращает меня в детство, в то время, когда любая болячка лечилась маминым поцелуем и ласковым словом.
– Ты ни слова ему не сказала за весь вечер.
– Мне нечего ему сказать, мам.
– Ну… Решать тебе, доченька. Просто помни – все мы порой ошибаемся. А Максим хороший мальчик, ответственный. И он правда тебя очень любит.
Мама совсем не помогает. В ее глазах Макс – мой билет в счастье. Не человек, не личность, а волшебная палочка, способная решить любые проблемы – те, что есть и те, что будут. Надежный, стойкий солдатик. Иногда мне кажется, что мамины страхи пауками ползут по коже, отравляют мечты и мысли. Их липкие следы пунктирной линией тянуться сквозь все мои детские воспоминания.
Мама устраивается перед телевизором, а я прячусь в своей комнаты. Запираю дверь, сажусь на кровать. Оглядываюсь в темноте, словно посторонний.
У меня нет ответа, даже для себя. Могу ли я простить его, хочу ли? Как вообще простить предательство? И, в то же время, как двигаться дальше, если сердце пропускает удар, стоит Максу войти в комнату? Его имя выжжено белым глубоко под кожей, забыть его – это все равно, что вырвать клок души. Макс моя первая любовь, первый поцелуй. Он – это мириады светлых мгновений, словно звездная карта на полотне моей памяти. Он везде – в моих мыслях, в воспоминаниях, каждый день перед глазами. Его так много, что я задыхаюсь.
Еще нет и восьми, но на дворе декабрь и за окном густая темнота длинных зимних вечеров. Я забираюсь под одеяло, сворачиваюсь тугим клубком, и закрываю глаза в ожидании нового дня. В свете утра я подобна ледяной поверхности озера – спокойная, холодная. С приходом вечера, в тишине комнаты, гладкая корка трескается, рассыпается на осколки, и я бессильно барахтаюсь в море эмоций. Долго мне не продержаться.
17.
Утром меня будят голоса, и, едва я открываю дверь своей комнаты, в нос ударяет густой еловый запах.
– Ты только посмотри, какую красавицу Максим принес! – восклицает мама, показывая на огромную, лохматую елку в центре комнаты. Пушистые ветки блестят ледяным хрусталём в мягком свете утреннего солнца. – Погоди, сейчас за игрушками схожу.
Прежде, чем я успеваю возразить, мы остаемся одни в сонной тишине. Макс скользит по мне взглядом, и я невольно тяну вверх ворот пижамной майки. На нем свитер с нелепым оленем, который год назад ему подарила бабушка. Даже через разделяющее нас пространство, я чувствую, что он пахнет снегом и домашним мылом. За окном - чистое небо, яркое солнце. Силуэт Макса расплывается в косых, острых лучах, и я застываю. Перед глазами встает другое предрождественское утро, два года назад: у меня простуда, глаза и нос болят и чешутся, а я сгораю от стыда, потому что последнее, что я бы хотела на Рождество – это чтобы парень, в которого я влюблена, увидел меня в плюшевой пижаме и с гнездом на голове. Макс усмехается, тянет меня ближе, царапает щеки щетиной. Шепчет, что вдвоем болеть веселее и холодит ладонями пылающую кожу. Весь день они с моей мамой наряжают елку и украшают дом, а я валяюсь на диване, запивая домашнее печенье чаем. Лучшее Рождество.
Горло сжимает. Мне недостает чувства радости, которое он во мне когда-то вызывал с такой легкостью. Всего пару лет назад стоящий напротив парень – теперь растерянный и хмурый, - мог сделать меня счастливой одной лишь своей улыбкой. Неосознанно тянусь и тру грудь в области сердца, в который раз думая, стоило ли возвращаться.
Внезапно понимаю, что сдаюсь до смешного быстро. Смотрю на Макса, потом на елку, слышу мамин голос в дальней комнате. Она что-то напевает, аккомпанируя себе громыханием коробок. В лучах света искрят пылинки, танцуют в нагретом воздухе. Я медленно выдыхаю, и пылинки мечутся, скручиваясь в крошечные торнадо.
– Спасибо, - произношу с улыбкой. – Она и правда очень красивая.
Наверно, голос меня выдал. Макс дергает головой и настороженно смотрит мне в глаза. Делает шаг вперед, потом еще один. Его лицо преображается, расцветает, но тут в комнате появляется мама с коробкой в руках, и момент утрачен.
Оставив коробки, мама уходит делать чай. Макс помогает закрепить елку, разматывает гирлянду с огоньками. Подавая чай, мама говорит без умолку и ее голос звучит слишком высоко и звонко – так, что час спустя у меня начинает звенеть в ушах. Ближе к обеду, уходя, Макс зовет нас в гости на Рождественский ужин.