— Ну ладно, а мы, пожалуй, еще накатим, — кати-кати, главное, чтобы не выкатилось.

Смотрю на свою тарелку и понимаю, что два жирных борова реально мне испортили аппетит, даже говядина не радует глаз. Ковырять вилкой в тарелке, как недовольная девица на диете, не хочется, придется потерпеть еще немного, примерно полчаса. Один из свиноватых товарищей что-то начинает вещать, а я с умным видом киваю, делая вид, что слушаю весь этот бред. Так бы и продолжил, если бы мое внимание не привлекли чьи-то ноги. Ну не чьи-то, определенно женские и очень хорошенькие ножки, причем голенькие. Дурной тон, вроде как, ходить без чулок и колготок, даже летом, а с учетом того, что на обладательнице прекрасных ног строгий костюм, и подавно.

Оборачивается по сторонам, поправляя выбившуюся прядь волос из довольно-таки строгой прически, и так никого и не высмотрев, подходит к барной стойке, чуть прихрамывая на правую ногу. Садится на барный стул и начинает о чем-то говорить с барменом, при этом чуть покачивая ступнями в туфлях на высоченном каблуке. Интересно, сколько ей лет? Скорее всего около двадцати пяти, а может и больше, бабы сейчас хорошо маскируются. Пока я размышлял о ее возрасте, деловая мадам сняла кольцо с безымянного пальца правой руки, по всей видимости, обручальное, и кинула его в свою большую сумку. Всегда поражался на кой хрен женщинам такие огромные сумки? А через несколько секунд на пол полетела ее правая туфля. Ну вот и разгадка почему мадам хромает, красота — наше все, а то, что нога в кровь — это ерунда, главное же, чтобы было красиво. Сам себе усмехаюсь, сдались мне ее ноги. Девка о чем-то продолжает беседовать с барменом, тот что-то ей передает и она, ковыляя, пока еще на своих двух ногах, идет в сторону уборной.

Да уж, Островский, мало ли красивых ног на свете, к тому же замужняя, а судя по демонстративно снятому кольцу, та еще сука. Запиваю скопившуюся слюну водой и с видом полной заинтересованности включаюсь в беседу. А через пару минут снова замолкаю, потому что на то самое место за барною стойку садится все та же девица. Но одновременно не та же. Если бы не громоздкая сумка и чуть похрамывающая нога, я бы ее не узнал. Строгий костюм сменило летнее белое платье, с чуть расклешённой юбкой внизу, а на ногах балетки. Но настоящее чудо произошло с волосами, она их распустила. От былой строгой прически не осталось и следа. Длинные, чуть завитые локоны на кончиках, светло русого цвета, с белыми прядями, кажется, в народе это называется мелированием.

Если бы не постоянные Викины лекции о ее колорировании, брондировании и об этом самом мелировании, то я бы и знать не знал, что это такое, хотя мне и знать такое ни к чему, подойди я и ляпни какое у вас красивое мелирование, девка точно подумает, что я заднеприводный, ну или стилист, что по сути одно и тоже. Продолжаю наблюдать за девчонкой и даже издалека понимаю, что ей явно нет и двадцати пяти. Жуть как хочется рассмотреть ее вблизи. Пока я раздумываю, как незаметно покинуть компанию двух поросят, девица залпом выпивает рюмку то ли виски, то ли коньяка. Да уж, вот тебе и девочка ромашка в балетках. К ней подходит бармен, они о чем-то разговаривают, а потом она со скучающим видом вновь начинает болтать ногами, пока бармен начищает бокалы.

Вежливо извинившись, встаю из-за стола, подхожу к барной стойке и сажусь на стул рядом с ней, а она в это время с задумчивым видом смотрит на картину на стене. Зачем я вообще к ней подсел — непонятно, но почему-то стойко кошусь на ее лицо. Красивый профиль, я бы сказал точеный, чуть курносый носик, красиво очерченные скулы и длинные накрашенные ресницы, этакая классическая красота. Еще бы посмотреть прямо на нее.

— Вы так долго рассматриваете картину. Вам она нравится? — девчонка как будто и не слышит меня, по-прежнему смотрит в одну точку. — Понятно, о картинах говорить не хотите, можно узнать, как вас зовут? — ай да, Островский, ай да не молодец, эти подкаты были хороши в двадцать, но явно не сейчас. Но тем не менее, на вопрос об имени, девчонка поворачивается ко мне и с чуть приподнятыми уголками губ все же отвечает.

— Параша, — да, кажется, она красивее, чем я мог себе представить. И губы не силиконовые, и не широкоротая, все как я люблю. Очень хороша, мини конфетка, судя по росту без каблуков.

Девица вновь отворачивается к картине, а я только сейчас осознаю, что ее зовут Параша. Мать моя женщина, это что за фигня такая.

— Не обижайтесь, но вам это имя не идет.

— Картина параша, а меня зовут Наташа.

Я даже не успеваю среагировать, как девчонка встает из-за барной стойки, кладет деньги и, покачивая задницей, идет к выходу. Вот тебе и Наташа…