— Я не из ее поклонниц. — Мать вытянулась в шезлонге, подставив лицо солнцу.
— Я тоже, — сказала Рут. — Вот только не могу определить почему.
— Ну, она чересчур идеальна и вежлива, черт побери. Таких людей не бывает. Не стоит доверять людям, которые никогда не обмишуриваются или не предлагают тебе пойти к такой-то матери.
Рут засмеялась:
— Мне стоит написать об этом в «Viva».
— Но это правда, милочка. Я наблюдала, как ты предлагала ей помочь в своей собственной кухне. Это же курам на смех. И видела, как она на тебя смотрела, когда отдавала Хэлу свой подарок. Если честно, мне кажется, что она с приветом.
— Думаю, я от нее избавлюсь, а когда у нас не будет няньки, я, скорее всего, потеряю работу, потому что следующая няня наверняка будет не лучше и мне постоянно придется отпрашиваться.
Мать Рут при этих словах дочери села прямо:
— Немедленно прекрати, Рут, ты как тот чертов поезд-беглец. Одна проблема, как снежный ком, цепляет на себя другую. Если бы я думала, как ты, я бы никогда ничего не сделала, столько бы сразу всего навалилось. Можно поискать решение этой проблемы, где-то оно есть. Мы с папой будем рады приехать на пару недель, если ты действительно больше не можешь отпрашиваться с работы.
— Правда?
Но тут зазвенел дверной звонок, и Рут пошла открывать, и минут через двадцать в доме уже набралось по меньшей мере тридцать человек гостей.
Подружка Тоби, как и предполагал Кристиан, оказалась сногсшибательной красоткой, и, как и следовало ожидать, он совершенно на нее не прореагировал.
— Просто любопытства ради, сколько ей лет? — спросил Кристиан у Тоби, наблюдая, как Габриэлла помогает его жене организовать игру в музыкальные салки.
— Двадцать семь.
— Выглядит моложе. Я думал, ты сейчас скажешь: семнадцать.
— Не глупи. Мне почти сорок. Наверняка это было бы незаконно или что-то в этом роде.
Кристиан рассмеялся.
— Что-то в этом роде.
В прошлом году он здорово набрался, и, когда гости разошлись, Рут накричала на него за то, что он не помогает ей убраться, а он заявил, что больше всего ненавидит ее во время их детских праздников. Почему? — спросила она. Потому что ты напоминаешь мне мою мать, всех гребаных матерей в истории. И она сказала: но ведь я мать. И его тогда переполнило безмерное сознание несправедливости, как будто кто-то забрал его жизнь, пока он отвернулся. Кем ты хочешь, чтобы я была, заплакала она. Я ведь не могу быть всем, сам понимаешь. Он тогда ушел, но ему хотелось схватить ее, встряхнуть и спросить: а почему бы и нет? Почему она не может быть всем, как ему хочется? Почему все не может быть только для него одного?
— Ты не пьешь? — Тоби показал бутылкой пива на стакан Кристиана с водой.