Кашуба молчал.

— Значит, не хочешь, — сделал вывод длинноносый.

— Я буду разговаривать только в присутствии адвоката, — вдруг вырвалось у Кашубы.

Длинноносый совсем развеселился.

— Ой, Коль, ты глянь, какие клоуны, — протянул он. — В присутствии адвоката! Больно умный. Будет тебе адвокат, — неожиданно рявкнул он на Кашубу, — потому что он тебе очень нужен! Жаль, мораторий, а то бы тебе точно вышак вломили. Ну, ничего. Будет тебе пожизненное. Вот заключение экспертизы, — Лысенко торжествующе выложил на стол какую-то бумажку. — На этом вот самом пистолетике — твои пальчики. А из него, между прочим, ты грохнул не кого иного, как господина Шумейко Юрия Григорьевича. И дело это на контроле у прокурора города. Так что будет тебе белка, будет и свисток. Узнаешь? — Он еще раз залез все в тот же злополучный ящик стола и со стуком выложил перед Виктором пистолет «ТТ», упакованный в пластиковый пакет.

Виктор впился в него взглядом. Не может быть! Стол медленно поплыл у него перед глазами. На дуле пистолета была характерная царапина. И именно этой стороной длинноносый и выложил перед ним пистолет. Это был тот самый «тэтэшник», который он передал напарнику. Тот сказал, что бросил его в речку, как они и договаривались. Даже если менты его оттуда и достали, то на нем не может быть никаких отпечатков пальцев. Не может! Во всяком случае, его, Виктора, отпечатков.

— По лицу вижу, что признал, — удовлетворенно констатировал капитан. — Так что, звать адвоката или как-нибудь сам?

— Это не мой, — хрипло сказал Кашуба.

— Враги подбросили! — совсем развеселился Лысенко, и Банников в своем углу тоже улыбнулся. — Твой, твой!

Не сомневайся. Изъят по всем правилам, в присутствии понятых. Да и без этого пистолетика улик на тебя, голуба, достаточно. Твоя машина стояла на месте убийства Шумейко. — Он шлепнул на стол еще одну бумажку. — На которой вы с корешком твоим и укатили. Также и окурочки, которые ты там побросал. На них твои пальчики, между прочим, да и все остальное полностью совпадает. Что ж ты срешь там, где работаешь, а?

Кашуба молчал, подавленный происходящим. Внезапно он все понял. Напарник, падло! Это он, он принес к нему домой паленую волыну и подложил к остальным. Не бросил в речку, как договаривались, а спрятал! И принес потом ему, Виктору! Хотел из «Хай Пауэра» его пострелять, сволота!

А он, дурак, и уши развесил: «Классная вещь, никогда такого не видел!» Да, это он, гад, подбросил ему этот сраный «тэтэшник», из-за которого теперь ему, Витьку, светит пожизненное. К остальным, чистым, подбросил, сука. И царапина, главное, царапина на дуле какая приметная! Как он мог еще раз взять его в руки! Твою мать! Из-за этой царапины он и отдал тогда именно его. Как он мог недосмотреть!

— Ну, что скажешь? — наконец заговорил молчаливый майор.

— Ничего. — Кашуба упрямо сидел на стуле, уставившись в одну точку. — Ничего я вам не скажу.

Молчаливый майор нажал какую-то кнопку. Через минуту в комнате появился конвой.

— В камеру его, — сказал майор брезгливым усталым голосом, рассматривая Кашубу как какое-то противное насекомое. — Пусть посидит.

Когда он вернулся в камеру, угрюмого мужика уже там не было. «Наверное, таки признался, дурак», — подумал Кашуба. Аркадий Борисович приветливо покивал ему от стола, где читал свою газету. Кашуба, не обращая внимания на эти знаки внимания, прошел к своей шконке и плюхнулся на нее. Ему внезапно захотелось лечь и закрыть голову пиджаком, как это делал Алексей Иванович. Но пиджака у него не было. Тогда он, сгорбившись, облокотился спиной о холодную стену и закрыл глаза. Да, объяснение могло быть только одно. Эта тварь подбросила ему пистолет. И теперь он будет тянуть срок, как пить дать, будет! А если и впрямь пожизненное? Всю жизнь просидеть в тюрьме! Его передернуло.

— Что с вами, Витя? — Аркадий Борисович деликатно присел рядом. — Вам нехорошо? Духота и впрямь такая… Вот смотрите, Пинчук нам посылочку передал, в знак благодарности, так сказать. По английской пословице: почеши мне спину, а я тебе почешу. Сигаретки, колбаска, печеньице. Чайку попьем.

— Я попал, Аркадий Борисович, — сказал Кашуба, открывая глаза. — Вот попал, твою мать! — закричал он почти в полный голос.

— Тише, тише! — Аркадий Борисович бросил на него укоризненный взгляд. — Что вы, Витя! И у стен есть уши! Что-то не так? Чем вы так расстроены?