— Ну у тебя получилось. Что изменилось?
— Слушай, Борисов, ты не ищешь легких путей? Да? Чего ты докопался? Что, да почему? Я пришла? Пришла. Призналась? Призналась. И заметь — первая. Извинилась? Извинилась. Хочу попробовать все заново начать, но чтобы не ограничиваться трехнедельным марафонским забегом. Понял? Если согласен — кивни.
Я слушал и не мог поверить собственным ушам, даже в этой ситуации эта девчонка умудрялась все поставить с ног на голову. И сделать это так искусно, что не оставалось ни единого сомнения, что белое — это черное, а черное — белое.
— Неправда, — это все, что пришло в мою ошалелую голову. — Не извинилась.
— Ты офигел что ли? По-твоему легко на сцене перед такой толпой выступить? Чем тебе не извинение?
Я улыбнулся и молча стал кивать.
— Ты чего?
— Ну ты сказала: «Если согласен — кивни». Вот я и киваю.
Одному Богу известно, как продержалась столько дней на острове после отъезда Олега. Хотелось все бросить и полететь за ним, исправить эту чудовищную ошибку. Но Соня уговорила не пороть горячку. И была совершенно точно права. Проснувшись на следующее утро, я попросила только об одной вещи: не звонить и ничего не рассказывать Олегу. И пообещала, что все исправлю. Спасибо Сержу — помог скреативить. Теперь я перед ним в неоплатном долгу.
И вот я стою в этой вип комнате, а Борисов еще и выпендривается. Но тут он закивал как болванчик с глупой улыбкой на лице.
— Ты чего?
— Ну ты сказала: «Если согласен — кивни». Вот я и киваю.
Сгреб меня в объятия. Приблизил свое лицо к моему и тихо сказал:
— Но с последним пунктом я не согласен. Мне нужны другие извинения, Марин. Совсем другие.
Эпилог
— Алекс, я тебя убью! Клянусь, у меня больше нет друга!
— Что опять случилось?
— Рыжая отправила меня за ананасами. И это в двенадцать вечера! Шут с ним, стаскался — притащил. А они, сука, колечками! Адамиди, ты меня слышишь? Колечками, а не кубиками. Так у нее была истерика на полчаса. Она ревела! Клянусь тебе! Алекс, спаси, я повешусь!