На меня смотрит дюжина пар глаз. Здесь и ненависть с неприятием, также заметен интерес и ожидание лучшего. Пожалуй, только равнодушия я не заметил. А так обычные пацаны, разве что с родовыми понтами. Все прибыли конно и оружно со слугами, не менее двух. У них, как и у меня на поясе висят кинжалы в знак родовитости.
Я не торопясь прошёлся вдоль ряда, на каждом задерживая взгляд. Уже сейчас могу дать некоторые заключения. С кем я точно не сработаюсь, а кто будет мне полезен. А на их сверкания глазками мне насрать, пусть под меня подстраиваются. После знакомства с каждым наконец-то началась тренировка.
Учитывая наличие целой группы, сейчас мой наставник с двумя помощниками начинает нас распределять по парам. После ненавязчивой разминки мы приступили к отработкам ударов и блоков учебными саблями. Затем разбившись на группы начали спарринги. Сразу скажу, мне конкуренцию могли составить пожалуй, разве что одиннадцатилетний Иван Долгоруков и двенадцатилетний Константин Шеин. И то за счёт своего возраста. Я был с ними одного роста и держался только за счёт лучшей физической формы. Парни явно не утруждали себя тяжёлыми упражнениями, но три года дают преимущество в силе. От этого никуда не уйти. Я зато ловчее и немного быстрее.
Под конец занятий, когда нам выдали лёгкие учебные копья, я получил подлый удар от Гришки Лопухина. Тот на пару лет старше меня, но тормознутый — просто ужас. Пока он разворачивался, я уже истыкал его в самые уязвимые точки, обозначая уколы. А когда наставник дал команду прекратить занятие, я опустил вооружённую руку и поднял другую, защищая глаза от солнца. А этот пёсий сын внезапно больнюче ткнул мне тупым концом в бочину прямо под мышку, там где рёбра не защищал лёгкий тегиляй из стёганой плотной ткани. От боли даже потемнело в глазах. Очухался только когда наставник с Пахомом тащили меня в мои покои. Потом прибежал лекарь, смазал вонючей гадостью страшную на вид гематому и плотно замотал мою рёбра. Насколько я понял, рёбра целы, но ушиб заставляет кривиться при каждом неловком движении. Позже пришёл Глеб Иванович и сказал, что нерадивого отпрыска Лопухиных ждёт наказание за покушение на мою жизнь. А вот это мне уже совсем ненужно, не было у него умысла. Я же видел его глаза, когда чуть оклемался. Там был ужас, но не радость от содеянного. Так я батюшке и сказал, на что тот ответил:
— Смотри сам, тебе с ними расти. Если так считаешь, так тому и быть. Завтра сам сообщишь о своём решении.
Так отец подымает мой авторитет, уважуха.
От активных занятий меня пока отстранили. А вечером бок разболелся и вместо привычных омовений я свернулся калачиком на постели. А когда пришла Проша и стала ласково гладить меня, то я обнял её и положил голову ей на колени.
Вообще со мной произошли странные изменения. Мой почтенный возраст в первой ипостаси позволяет здраво размышлять и планировать своё будущее с высоты послезнания. А вот детское тело формирует моё сознание по-своему. В результате получается некий сплав ребёнка с умудрённым опытом стариком.
Вот и сейчас я с удовольствием вдыхаю запах молодой женщины. Но без какого-либо сексуального подтекста. Это знакомый с детства запах той, кто практически заменила мне родную мать. Именно её ласка мне так желанна, я быстро успокоился и заснул со счастливой улыбкой.
А утром я присутствовал на занятиях. Сначала ребята постреляли из лука, потом разбились на пары, взяв деревянные мечи.
При этом моё присутствие подогревало их энтузиазм. Ребята откровенно старались, а Лопухин так и вовсе крутился подле меня, стараясь угодить.
Итак, я уже запомнил каждого по имени:
— Долговязый Константин Шеин.
— Крупный и широкий в кости Ваня Долгоруков.
— Уже знакомый мне увалень Гриша Лопухин.
— Мелкий по росту и самый младший по возрасту Боря Шереметьев.
— Его сиятельство сопливый девятилетний князь Андрей Хованский.
— Крепыш, весь в папочку Глеба Ивановича Морозова, его единственный отпрыск Василий.
— Высокий с орлиным носом на узком лице Гриша Захарьин-Юрьев.
— Невысокий маменькин сынок Илюша Милославский.