– Да, похоже, никогда, – соврал Илларион, медленно обходя скульптуру.
– Она хороша со всех сторон.
«Да уж, хороша», – думал Забродов.
И тут его взгляд зацепился за страшную вещь, за страшный знак: на постаменте был вырезан крест.
Обыкновенный прямой крест, самый простой, проще которого не бывает – вертикальная и горизонтальная черточки, пересекающиеся между собой. Крест был процарапан стеком с рваными краями. Эти кресты Иллариону были знакомы, но он не стал задавать вопрос, что означает этот знак.
Он неторопливо обошел скульптуру. Ему показалось, что лицо одного из тех, кто пытается освободиться от объятий страшной змеи, очень похоже на лицо Льва Штурмина. Но он этого не сказал.
– А твоя Болотова стерва, как и все бабы. Кстати, все бабы стервы, причем гнусные.
– Не надо так, – тихо и вдумчиво ответил Забродов, – слишком резко ты все судишь.
– А как я еще могу судить? Я люблю крайности, люблю ясность.
– Но ведь она же написала о тебе статью и, по-моему, толковую.
Илларион статью не читал, но примерно мог представить, что могла написать Наталья.
– Статья – это мелочи. А ты пей, пей.
Илларион взял высокий стакан, посмотрел на Хоботова – тот ему подмигнул. Было что-то страшное в огромном, широкоплечем, абсолютно лысом, гладко выбритом человеке. Он сам походил на удава, на гигантского удава. Сходство было не только внешним, но и внутренним. Двигался Хоботов мягко и в то же время стремительно.
«Да, он невероятно силен, зверь прямо-таки в человеческом обличий, – подумал Забродов. – Такой, конечно, смог задушить Штурмина».
Они выпили по стакану виски, выпили молча, лишь время от времени бросая украдкой взгляды друг на друга, причем, взгляды были оценивающие, словно бы каждый примерялся. Они напоминали взгляды борцов, вышедших на ковер, причем, схватка должна произойти скоро, и схватка не на жизнь, а на смерть.
– Ты убил моего друга? – глядя в глаза, поставив стакан на край журнального стола, сказал Забродов.
– Убил твоего друга?
– Да, – произнес Забродов.
– Ты ошибаешься, я его не убил.
– Ты задушил официанта?