Золоченые стрелки на циферблате массивных дубовых часов конвульсивно подрагивали, не трогаясь, впрочем, с места. Теплые, несколько мрачные тона мореного дуба, из которого был изготовлен покрытый затейливой резьбой футляр хронометра и прочая наличествующая в кабинете мебель, приглушали льющееся из многоваттного светильника электрическое сияние. Кабинет Джи. Эр. Эр. – председателя правления Международного Института Экспериментальной Истории – вообще отличался монументальностью, за которую кто-то из институтских остроумцев окрестил апартаменты высшего руководства пирамидой Хеопса. Название прижилось.

Пожалуй, электрический свет казался здесь неуместным, излишне ярким. Но все же свечи в канделябрах, столь милые сердцу его превосходительства, господина председателя, были принесены в жертву научно-техническому прогрессу. Попытки наладить часы Джи. Эр. Эр. отвергал с гневной категоричностью. Возможно, он видел в подергивающихся стрелках высокий символ деятельности самого Института, а может, просто упорствовал из-за врожденного британского консерватизма.

Леди Эрмен, секретарша босса, проведшая без малого четверть века в приемной и оттого чопорная и строгая, точно классная дама пансиона благородных девиц, тихо постучав, открыла массивную дверь:

– К вам лорд Баренс, сэр.

– Пусть войдет, – отвлекаясь от исписанных листов, коротко распорядился Джи. Эр. Эр. Его лицо, кажется, самой природой созданное для монументальной скульптуры, обрело вид точь-в-точь, как у Тарквиния Гордого, прижимающего к ногтю римский сенат.

Посетитель был ему давно и хорошо знаком.

В недавнем прошлом он слыл одним из лучших стационарных агентов. Потом – яркой звездой отдела разработки. Далее вновь была агентурная работа и… внезапное исчезновение! Едва ли не бунт, в который он не преминул вовлечь и группу оперативников, посланных ему на помощь в один из ближних сопределов, ко двору русского царя Ивана Грозного [1]! Правда, созванная по требованию «мятежников» специальная комиссия скрепя сердце подтвердила правильность действий агента Баренса в силу радикально изменившейся ситуации. Баренс во всей красе явил миру свой талант аналитика, но не все в Институте пришли в восторг от его вольнодумства.

«Победителей не судят», – заявил при разборе дела представитель королевы в Институте Джозеф Рассел – XXIII герцог Бэдфордский.