Спрашивать, что будет в случае отказа, Дитрих тоже не стал. Но прощупать почву всё же стоило.
— У меня есть некоторые обязательства перед своим полком… — начал было он, но был самым невежливым образом прерван.
— А у меня перед своим, — жёстко сказал сотник. — Ваши люди наверняка начнут болтать, это поставит под угрозу жизни моих людей. Поэтому вы идёте с нами. Так будет спокойнее всем.
В проеме входа, скудно подсвеченном последними отблесками вечерней зари, возник силуэт: вернулась сестрица. В одной руке она несла вкусно пахнущий котелок, в другой — три миски и три ложки. И, пока она накладывала кашу, Дитрих отметил про себя, что дама не улыбается. Вообще. И, как ему показалось, не проявляет ровным счётом никакого интереса к чужаку. Каша, кстати, замечательная, так готовили русские крестьянки в деревнях, где приходилось квартировать. Ложки были самыми простыми, деревянными. А вот фасолеобразной формы глубокая и узкая миска, в которую казачка щедро наложила ужин, заставила забыть обо всех прочих странностях.
Из чего сделана эта вещь?
На вид материал миски выглядел как очень светлый металл или сплав, но по весу был значительно легче глины, почти как не слишком плотное дерево. Не бывает таких металлов, хоть стреляйте. На всякий случай Дитрих сделал безразличный вид, но именно в этот момент он испугался по-настоящему.
Пусть эти люди и не враги, но неизвестность страшит больше, чем открытая враждебность. Однако и огромная тайна, что окружала этих людей, она ведь не только пугала. Её хотелось разгадать, Дитрих счёл своим долгом найти ответы на все вопросы.
Интермедия
— …Я воюю за свою землю. А вы?
— За интересы своей страны.
— У вас стало традицией воевать за интересы своей страны на чужой земле. Что ж, у нас за последние лет восемьсот выработалась иная традиция — вышибать вас отсюда.
— Вы никак не поймёте, — пленный внезапно рассмеялся. — Нет у вас своей земли, никогда не было и быть не должно. Потому что нет у вас права владеть чем-либо. Вообще.
— Какие знакомые речи. В прошлый раз они звучали на немецком языке. Чем закончилось, помните, надеюсь?
— Гитлера погубили его торопливость и неблагодарность. Вас тогда спасло только это.
— Правда? Может быть, что-то ещё? Только не надо рассказывать мне сказки про Генерала Мороза и «трупами завалили». И я, и вы в курсе реальных исторических фактов, поэтому можно обойтись без пропагандистской трескотни.
— Факты — это ещё не всё. Многое зависит от того, как их подадут. Именно поэтому вы всегда выигрывали войны на поле боя и проигрывали их в умах масс. Для всего мира людоеды — не мы, а вы.
— А кто у нас сегодня «весь мир»? То-то и оно, что вы снова скатились в пропаганду. Что самое смешное, вы сами в неё верите, и даже пытаетесь убедить меня. Гитлер, к примеру, тоже считал, что Наполеона погубила излишняя самоуверенность, а уж он-то учёл все его ошибки.
— То, что вы сейчас со мной разговариваете вместо того, чтобы загонять иголки под ногти, уже говорит о том, что прав я.
— С какой стати?
— Чутьё природного раба, который не поднимет руку на господина. Вы никогда не причините мне вред. Не посмеете.
— А вам не приходило в голову, что я просто не скотина, способная загонять кому-то иголки под ногти? Нет? Ну так выбейте из головы то дерьмо, которое в ней содержится вместо мозга, и попытайтесь немного подумать. Иногда бывает полезно.