– Вот что: мясо, чтобы было мягкое, отбивают молотками. Займите свои места и приступим. Вот так!

Он размахнулся и палкой ударил Гая по голове. Удар пришелся в ухо.

Мир взорвался белым светом и тут же потемнел, а когда Гай снова открыл глаза, все вокруг вертелось. Какое-то время он еще чувствовал удары и слышал голос Светония: «Раз, два, три!.. Раз, два, три…»

Где-то кричал Марк, но потом все стихло, и Гай провалился в небытие, провожаемый смехом и издевками мучителей.

При свете дня Гай несколько раз приходил в себя, но тут же впадал в забытье. Только в сумерках он наконец по-настоящему очнулся. Правый глаз заплыл, лицо опухло и покрылось липкой коркой. Оба мальчика все так же висели вниз головой, покачиваясь на дувшем с холмов вечернем ветру.

– Марк, очнись! Марк!

Друг не отозвался, даже не пошевелился и выглядел жутковато, как какое-то страшилище. Речная грязь высохла и отвалилась, оставив серую пыль с красноватыми и багровыми пятнами. Скула распухла, на виске выросла шишка. Левая рука как будто раздулась и в угасающем вечернем свете отливала синевой. Для начала Гай попробовал пошевелить связанными руками. Они затекли и болели, но слушались, и он попытался высвободиться. Юное тело гибко и податливо, и беспокойство за Марка заглушило даже новые приступы боли. Он должен очнуться. Должен! Но прежде чем позаботиться о друге, надо спуститься на землю.

Высвободив одну руку, Гай потянулся к земле, разворошил пальцами опавшие листья. Ничего. Высвободив вторую руку, он расширил область поиска, изворачиваясь и медленно раскачиваясь по кругу. А вот и удача – пальцы нащупали камешек с острой кромкой. Теперь самое трудное.

– Марк? Ты слышишь? Я сейчас спущусь, не беспокойся. А потом убью Светония и его прихлебателей.

Марк не отвечал – только покачивался с открытым безвольно ртом.

Гай глубоко вдохнул и приготовился к боли. Даже в обычных обстоятельствах выгнуться так, чтобы перерезать веревку камнем, задача нелегкая, а когда живот – сплошной синяк, это дело почти невыполнимое.

Давай.

Он напрягся и, застонав, сложился и рванулся вверх. Пальцы ухватились за сук. Легкие как будто всколыхнулись, в глазах потемнело. Силы ушли. В какой-то момент показалось, что его сейчас вывернет наизнанку и что он продержится не более нескольких секунд. Передохнув, он опустил руку с камнем, отклонился назад и принялся пилить веревку, стараясь не порезать ногу в том месте, где веревка врезалась в кожу.

Увы, камень оказался недостаточно острым, да и держаться долго Гай не мог. Он пытался подготовиться к падению, а не свалиться кулем, когда пальцы просто соскользнут в самый неподходящий момент, но не все получалось так, как хотелось.

– Камень у тебя, – бормотал он. – Попробуй еще разок, пока не нагрянул Светоний.

Ему вдруг пришло в голову, что, возможно, из Рима вернулся отец – его ждали со дня на день. Вот-вот стемнеет, он забеспокоится. Что, если он уже ищет их, бродит где-то рядом, зовет? Нельзя допустить, чтобы он их нашел в таком виде. Вот будет позор.

– Марк! Скажем им, что мы упали. Не хочу, чтобы отец узнал.

Марк медленно покачивался на поскрипывающем суку и не отзывался.

Гаю понадобилось пять попыток. Пять мучительных подъемов. Превозмогая боль, он возил и возил камнем по веревке, пока она не поддалась. Он грохнулся на землю плашмя и всхлипнул от боли, пронзившей обессилевшие мышцы.

Потом Гай попытался осторожно опустить Марка, но ослабевшие руки не удержали свалившийся на них вес, и друг упал с глухим стуком на землю. Гай даже моргнул и поморщился.