– Я думаю, тут есть истина: во всем имеется биологическая основа! – настаивал румяный клинорд Никулин. – Типа, например, поцелуй…
– И какова же биологическая суть поцелуя? – спросил Борисков.
– Считают, что при поцелуе передается некая биологическая информация, происходит идентификация человека и распознавание его на подсознательном уровне. Это что-то типа как у собак обнюхивание. Обычно люди любящие целуются с большим удовольствием. Когда женщины не хотят целоваться – это может означать, что ты женщине противен, и ей не подходишь. С проститутками, заметь, обычно не целуются. Как-то не принято.
Жизляй не удержался:
– А может быть, у тебя просто изо рта воняет, либо человек боится от тебя заразу подцепить: говорят, геликобактерии, которые гастрит и язву вызывают, как раз передаются через поцелуи, или там, если из одной бутылки из горлышка пить. Я думаю, что много чего передается через поцелуи. С точки зрения гигиены лучше, конечно, с непроверенным человеком не целоваться. С другой стороны, не исключено, что это вариант вакцинации, и человек от этого становится здоровее… Говорят, что женщина, когда выходит замуж, обычно начинает болеть. Мне не раз это при опросе женщины говорили. Часто говорят, что как только вышла замуж, сразу и стала болеть. Тут не поймешь, надо у гинекологов спросить. С одной стороны вроде бы идет гормональная подпитка, положительные эмоции, а с другой: роды, кормление, противозачаточные средства, стрессы, страх за ребенка, мужа.
С другой стороны, подумал, Борисков, мужчина постоянно озабочен тем, что ему надо кормить семью. Борисков слышал, как одна семейная женщина говорила: "Слава Богу, добывать деньги не моя забота, а проблема мужа!" И тут тоже на первое место выходят деньги. Причем деньги влияют на все, даже на то, как человек ощущает себя в окружающем пространстве. Тому был недавний свежий пример с Витей Ширяевым. Он был хорошим программистом, работал на дому по контракту, как-то очень долго делал по заказу одной крупной иностранной компании "софт" и все это время откровенно бедствовал. Аванса они ему не дали вовсе, приходилось как-то выкручиваться. Борисков нередко Витю подкармливал, впрочем, сам получая от этого странное удовольствие, поскольку его чувство собственной значительности в этой ситуации существенно возрастало. Обычно он накупал в "Окее" разной еды: мясной нарезки, сыра, приносил с работы какого-нибудь хорошего алкоголя, вваливался к Ширяеву на квартиру и с удовольствием они там сидели, выпивали, закусывали и обсуждали разные жизненные проблемы. Витя работал, работал и однажды, наконец, получил деньги. И сразу очень много денег. Он их даже еще и в руках-то не держал, и даже выписки со счета еще не видел, а просто ему написали по "электронке", что работа его принята и деньги на счет ему переведены в таком-то количестве. И что самое поразительное, в тот же миг Витя изменился, точнее что-то в нем мгновенно стало другим, а что – он и сам не смог бы сказать. Он ощутил это даже не по себе, а по изменившемуся к нему отношению окружающих людей. Он тогда наконец выключил компьютер и вышел из квартиры на улицу в той же самой одежде, что и всегда, – самой что ни на есть простой и дешевой – джинсы и хлопчатобумажный свитер, купленный в "секонд-хэнде" на Удельной. Но что-то в нем появилось такое, что разнообразные халдеи, лакеи, продавцы и прочие типы тут же это почувствовали и кинулись к нему со всех ног. В нем возникла некая жизненная уверенность, или что-то вроде того. Только что этого не было, а тут вдруг появилось. Даже старые джинсы стали сидеть на нем по-другому. А произошло всего-то: утром был бедный, а вечером стал богатый. Борисков видел его в тот самый день и сам был изумлен этой переменой. Значит, главное находится внутри нас. Однако, едва разбогатев, Витя, сам недавно реально голодавший, тут же и перестал понимать бедных. Ведь богатые не то, что не понимают бедных, они просто физиологически не могут понять, как это у человека вообще нет денег, и почему это он не может купить себе нормальную машину. Точно так же и здоровые не могут понять больных, а сытые – голодных.
Впрочем, Борисков не раз убеждался, что самые лучшие клиенты не всегда самые богатые. Да и богатые бывают разные. Господин Г., например. Это был довольно любопытный тип, явный клептоман. Он еще с раннего детства любил что-нибудь по-тихому стырить, где было только возможно и безопасно. Из бумажника, оставленного без присмотра, мог взять только одну бумажку покрупнее; владелец потом думал, скребя себе затылок: "А была ли она вообще?" Потом, уже став богатым человеком, не исключено, что именно благодаря такому своему таланту, все равно имел в запасе целый ряд трюков, которые позволяли ему и украсть и сэкономить. Например, в супермаркете (был у него один для таких целей специально приработан, где в системе контроля имелось слабое звено, которое он тут же вычислил и использовал) всегда покупал за раз много продуктов – полную тележку – тысячь на пять. Целую гору товаров он выкладывал на транспортер, а низом провозил саму тележку, где оставлял, специально замаскировав, пару хороших рыбин, типа форели или семги, и на этом обычно экономил сотни три-четыре, то есть получал эту себе рыбу совершенно бесплатно. Это была у него как бы постоянная скидка в 15-20 процентов. Если кассирша замечала – тут же извинялся и оплачивал товар, но часто ведь и прокатывало. И еще: если только где-то была возможность не платить – он не платил никогда. Однажды спьяну на каком-то вечере дал деньги на благотворительность, так потом по дороге домой, протрезвев, долго считал, что бы он мог такого купить на них полезного. С тех пор он брал с собой ограниченную сумму денег: пятьсот рублей – и все. Еще в тайном кармашке пиджака на экстренный случай лежало триста долларов. Студенческий приятель на какой-то годовщине вспомнил про него: "Помню его: он всегда, когда мы шли вместе, брал у меня пять копеек на метро – никогда у него будто бы не было денег!" Всегда что-то хотел получить на халяву – в самолетах и поездах обязательно все съедал и выпивал, что полагалось, шариковые ручки на выставках, а в гостиницах непременно брал – вообще тащил все, что плохо лежит. У него еще такая привычка была: если сидели в дорогом кабаке, обязательно спереть бокал или кружку или хоть что-нибудь. Не брезговал также вилками и пепельницами. Дома у него постепенно образовалось целое собрание разномастных бокалов и пивных кружек – что-то вроде коллекции. Как-то даже обсуждали, как можно объяснить такие склонности у очень богатого человека; тут было две версии: трудное голодное детство (говорят, рос без отца, мать с утра до вечера вкалывала на нескольких работах, пыталась дать детям образование) или же подмешанной цыганской кровью. Действительно был он чернявый, кудрявый и белозубый. Женщинам очень нравился, знакомился с ними и всегда норовил трахнуть бесплатно, чтобы даже в ресторан не водить. Были случаи, что они за него платили в ресторане. Его обычная версия была: забыл деньги дома, осталась последняя "пятихатка" на такси, потом, конечно, отдам. И все ему верили, потому что видели, что денег у него – куры не клюют, что это для него мелочь. Но никогда ничего никому потом не отдавал.
Закончив дела в отделении, Борисков рысью помчался в частный медицинский центр семейной медицины "Парацельс", где подрабатывал уже два года. Несмотря на внешнее благополучие, у Борискова и в том центре были некоторые проблемы. Там основной задачей врача было не только осмотреть больного, но и назначить максимально много дорогих анализов, а после второго приема – как можно больше дорогих лекарств, которые пациент должен был там же и купить в их же аптеке. Плановый расчет был такой: на один рубль приема чтобы приходилось пять рублей обследования. Надо отдать должное, реклама у фирмы была неплохая, грамотная, богатые клиенты шли потоком, а на этом как раз и строился весь бизнес. Борисков работал вроде бы нормально, но претензии к нему были такие: "Все неплохо, но что-то мало вы анализов и лекарств назначаете, Сергей Николаевич! У нас же правило: каждый врач на приеме кормит еще трех человек! А если не знаешь, что назначать – назначай, например, "вобэнзим" – он дорогой, а особого вреда не будет…" Давно бы его, наверно, выгнали, но у него была своя VIP-клиентура, которая регулярно к Борискову ездила семьями. Он сам ее за собой и перетащил. Такую клиентуру терять в "Парацельсе" совершенно не хотели, поскольку те в свою очередь тянули за собой и своих знакомых. Но сколько так Борисков мог еще продержаться, он сам и не знал. Здесь тоже, как и везде, не было стабильности. С другими поступали вообще жестко. Например, постоянно делали такой нехороший трюк: например, обещая очень высокую зарплату, набирали врачей-лаборантов якобы на испытательный срок – на три месяца, а потом их увольняли, заплатив по минимуму, будто бы они не подошли, а работа-то в этот период делалась ими в полном объеме и очень усердно. Впрочем, это была обычная для подобных фирм практика и на этом они очень хорошо зарабатывали. В основной же штат обычно брали амбициозных молодых людей, часто своих или чьих-то родственников или детей влиятельных знакомых – те без колебаний раскручивали клиентов на полную катушку на обследование, а потом назначали, что в голову взбредет – у Борискова иногда волосы дыбом вставали, когда он смотрел карточки. Это был медицинский вариант лохотрона.
До начала приема оставалось некоторое время, в это время в кабинет к Борискову заглянул, чтобы поздороваться, Костя Ситкин. Как и Борисков он подрабатывал тут по совместительству аллергологом, главным образом пытаясь продать, то есть уговорить пациентов сделать какой-то безумно дорогой анализ крови, по которому якобы можно было узнать, что можно употреблять в пищу, а что нельзя, и утверждал, что будто бы многие заболевания возникают исключительно от "неправильной" пищи. С каждого проданного анализа он получал неплохой процент. И надо сказать, в целом в месяц у него выходило очень даже неплохо. Он уже начал всерьез считать себя человеком среднего класса, даже с женой съездили зимой на недельку в Египет и в ближайшей перспективе собирались менять свою отечественную машину-развалюху на подержанную иномарку. Один из пациентов Борискова однажды такой анализ тоже сделал. Анализ определял антитела IgG аж к сотне разнообразных продуктов питания. Повышение уровня антител у данного пациента было установлено только к двум из ста (их как бы теперь нельзя было есть): к устрицам и к фасоли. Пациент утверждал, что устриц он вообще никогда в жизни не ел и есть не собирается, поскольку брезгует, а фасоль и так всегда ненавидит, как и горох – еще с армии. Борисков не знал, как и выкрутиться с этими анализами: кафедра, например, считала, что этот анализ вообще ничего не значит и делать его просто бесполезно, но и сказать пациенту, что он зря потратил кучу денег, Борисков тоже не мог.
Борисков, когда думал об этом, вспоминал золотые слова хирурга-травматолога Вани Орлова, который брать-то деньги брал за операции (и хорошо брал!), но только у тех, у кого деньги были, а нищим бабкам каким-нибудь, и у кого не было – делал бесплатно или брал по-минимому. А говорил Орлов так: "Профессионал не может делать свое дело плохо в любом случае. Это уже принцип. Мы, может быть, и сволочи, своего рода сверхпаразиты общества, потому что даже с бандитов деньги берем, но все-таки мы с тобой, Сережа, иногда делаем и добрые дела: бесплатно помогаем старикам, инвалидам, и я очень надеюсь, что когда мы в райские кущи попытаемся войти, то апостол Петр нам последние зубы ключами своими не вышибет!" Впрочем, сюда в "Парацельс" шли такие люди, у которых деньги были и которые должны были представлять, что их будут раскручивать, поскольку и сами каждодневно людей раскручивали.
Первыми на прием пришли очень хорошие постоянные клиенты. Точнее клиент с сопровождающей: Семена Михайловича Крупина, поддерживая за локоток, привела его жена Наталья Петровна, очень бодрая женщина лет сорока пяти. Он, хотя и не очень старый человек, был тяжело болен, перенес инсульт, плохо ходил, ежедневно принимал кучу лекарств, но при всем том оставался очень богатым, поскольку номинально сохранял членство в совете директоров и являлся совладельцем крупной компании, а по сути приватизированного (бывшего советского) завода. Возможно, там крутились деньги куда большие, чем он себе представлял, и прокручивались разные темные махинации, о которых он и не ведал, но все равно ему доставалось очень даже немало. Они с женой не только не голодали, но и могли позволить себе очень многое. По сути, они могли купить сходу все, что хотели. Исключением была бы разве что фешенебельная квартира в Петербурге. Для ее покупки, то есть, чтобы накопить на квартиру, даже им потребовалось бы довольно значительное время, – примерно с год или два при относительно жесткой экономии (не покупать новой машины и не ездить четыре раза в год на дорогие курорты). Всю жизнь Семен Михайлович был очень даже здоровым, даже после развода женился на молодой, но потом у него оказался диабет и давление, о чем узнали только после того, как в бане его вдребезги пьяного хватил удар. Теперь им полностью управляла вторая молодая жена, которая когда-то была его любовницей. Надо отдать ей должное, она содержала и дом и своего мужа в полном порядке. Она сама звонила Борискову на мобильный по поводу каких-либо проблем со здоровьем Семена Михайловича. Своих детей у нее не было, поэтому она занималась детьми и внуками Семена Михайловича от первого брака. Маленькая шестилетняя внучка, которую Крупин обожал, часто оставалась у них ночевать. В выходные Наталья Петровна вместе с девочкой ходила в зоопарк или на аттракционы. Эти Крупины Борискову очень нравились. Приятная была пара.
Позвонил на мобильный Виктор Сергеевич Коробов, сообщил, что сегодня приехать на прием никак не сможет, поскольку его машина стоит в ремонте, а в метро он лет пятнадцать не ездил принципиально, поскольку "в метро, говорят, страшно". В этом был некий резон, поскольку появились сообщения, что появились ВИЧ-террористы, которые в общественном транспорте колют граждан зараженными шприцами. Буквально два дня назад молодую девчонку у "Чернышевской" укололи со словами: "Теперь и ты с нами!" Родители подростков были в ужасе. А в прошлые выходные, когда проходили концерты какого-то очередного "Колбасного цеха" и группы "Жесть" или что-то там в этом роде – людей кололи уже массово – в первый день было зарегистрировано 54 обращения, а на второй – 86. А прошлым летом двое детей заразились гепатитом С, доставая из почтового ящика газеты – оказалось там лежали шприцы иголками вверх. Были случаи, когда иглы укрепляли на лестничных перилах – их приклеивали на жевательную резинку, чтобы воткнулась в руку. Говорят, за границей такого безобразия не встречалось. Один врач-слушатель из Калининграда рассказывал, что когда они входят в свою инфекционную больницу на работу, то открывают зонты, потому что им на голову больные скидывают использованные шприцы иглами вниз.
Сам Виктор Сергеевич Коробов был бизнесмен, работал в какой-то конторе с дурацким названием типа "альфа-консалт-проект" с офисом на Миллионной улице. Что он там делал конкретно, было неизвестно, но зарабатывал просто немеряно. Борискова всегда поражало то, что самые большие деньги имеют не люди, работающие в забоях, на добыче нефти в суровых условиях труда, а те, которые перекладывают бумажки, или те, кто хитростью завладел имуществом. Был, скажем, простой учитель физкультуры, а тут вдруг стал владельцем сталелитейного завода, который построили всей страной в тридцатые годы, когда его и на свете-то не было. Да он там никогда и не работал.
Коробов, кроме проблем с аллергией и ринитом, был очень расстроен и озабочен тем, что у него требовали снести дачу, а точнее только лишь баню на берегу озера на Карельском перешейке. Баня эта стояла и стояла уже лет десять, а тут вдруг говорят надо сносить. Сказали, что по Водному Кодексу, мол, нельзя огораживать территории и строить на берегу водоемов. Коробов этим очень возмущался:
– Почему финнам можно, а нам нельзя: я лично с парома видел дом на самом что ни есть берегу, и тут же, чуть не на воде, сарайчик. Лодка там. И таких домиков там много. У меня и берег чистый, я сам его убираю. Дальше пройди – все завалено мусором, всюду битые бутылки, гандоны, засрано. Ведь известно, что у нас народ по жизни свиной!
Потом в кабинет вошла Валентина Петровна Белова. Борисков знал ее давно, но в последние полгода при каждой встрече пугался, потому что после пластической операции в ней что-то появилось странное и ужасное. Борисков знаком был с ее историей.
Первый муж Валентины Петровны, за которого она вышла замуж в восемнадцать лет, был человек, в общем-то, неплохой, веселый, трепливый – в юности это ей очень даже нравилось, но с возрастом как-то оказалось, что он ни то ни се. Конечно, он был легкий человек, смешно щекотал ей живот, грудь и бедра своими усами. С ним, конечно, было весело, но как-то все ненадежно, мерцающе и нестабильно. Это была совершенно другая, чуждая ей жизнь, которая ей вроде как бы и нравилась, но еще больше пугала и раздражала. И работа у него была такая – вечно в командировках. Она же любила дом, сидеть там и заниматься домашними делами, смотреть телевизор и не любила куда-то выбираться и, тем более, например, в другой город, что означало собирать вещи, паковать чемоданы. Это всегда было для нее тяжело. Он же был излишне подвижен, всегда рано вставал, вечно был полупьян. В какой-то момент наступил кризис семейных отношений. Валентина Петровна в это время уже работала юристом в нефтяной компании, являлась ее мелким акционером и по российским меркам зарабатывала очень много. Пользовалась влиянием, молодые мужчины делали ей комплименты. В конечном итоге она с мужем развелась, а детей – просто у него выкупила: дала ему сразу много денег с одним условием, чтобы никогда больше его не видеть. И деньги он взял.
Надо было начинать новую жизнь. Она словно спала и вдруг проснулась. Утром посмотрела на себя в зеркало и себе не понравилась. Деньги у нее были без ограничений. Записалась на фитнес. Регулярно делала массаж. Обратилась косметологу в Центр красоты, сходила на прием к пластическому хирургу. Ее там долго уговаривали сделать пластику, подтянуть кожу на лице, какое-то время попринимать гормоны. "Поверьте, это несложная косметическая операция: главное потом, Валентина Петровна, прячьте от поклонников паспорт!" «Зачем гормональная терапия? У вас просто ранний климакс. Ничего страшного».
Пластическую операцию она все-таки сделала. Ей подтянули кожу на лице, губы накачали жиром – поначалу страшно было смотреться в зеркало – пугалась себя, но постепенно привыкла. Ей почему-то казалось, что она тут же легко найдет себе молодого любовника и даже мужа. Но кто-то очень верно сказал: возраст выдают руки и глаза. Лицо еще можно намазать и замазать, сделать подтяжку, а все другое – никак. В кровати с очередным мужчиной лежали всегда в полумраке. Она запрещала включать в спальне верхний свет – если только слабый ночник. Один любовник однажды увидел ее ночью и ужаснулся: у нее глаза не закрывались. Еле дотянул до утра. Спать уже больше с ней не мог – боялся.
А приходила она вот по какому поводу. Борисков пытался растворить ей желчные камни, поскольку операцию она делать не хотела. Камни действительно растворялись, но очень уж медленно. Борисков стал опасаться, что вдруг не получится – не хватит терпения.