– Мне очень жаль! – пробормотал он.

– Похоже, ее отравили, – продолжала я, внезапно почувствовав необходимость с кем-то это обсудить. Мама не подходила, так как знакома с семьей Коганер, а Славка вполне мог сойти за нейтральное лицо, и, кроме того, он всегда отличался способностью внимательно слушать и сопереживать – это, пожалуй, одно из его самых выигрышных качеств.

– Отравили? – изумленно поднял брови Славка. – Что, прямо ядом?

Я кивнула.

– Вот это да! А не слишком ли это старомодно? Попахивает Агатой Кристи…

– То-то и оно, – вздохнула я. – Странно это как-то… Тем более – синильная кислота, представляешь?

Бывший только присвистнул.

– Кому могла помешать твоя подруга? – спросил он.

– Понятия не имею!

– А у нее есть муж?

– При чем здесь он? – удивилась я.

– Ну как же: в таких делах первыми подозреваемыми всегда становятся муж или жена – закон всех детективов!

– Нет, не думаю, – покачала я головой. – Не тянет он на убийцу. Кроме того, зачем ему это?

– Только не вздумай выяснять! – замахал руками Славка, судя по всему, уже пожалевший о своих словах и о том, на что они могут меня толкнуть. – Она, конечно, твоя подруга, но ты помнишь, что случилось в последний раз, когда тебе взбрело в голову разыгрывать из себя сыщика?

Неужели ему никогда не надоест об этом напоминать?! Здесь они с Шиловым – два сапога пара; вот почему я решила ничего не рассказывать Олегу о Лиде.

Проводив Славку, я звякнула Шилову. Он хотел меня видеть, причем немедленно, но я была просто не в силах собираться и ехать на другой конец города. Даже его предложение подобрать меня на машине показалось не слишком заманчивым, и я, как обычно в таких случаях, отговорилась усталостью. Олег всегда правильно понимал слова «Я устала»: в конце концов, у него та же профессия, и он сам, случается, чувствует себя таким измотанным, что не хочет никого видеть и слышать – даже меня. Мы давно договорились не обижаться друг на друга, поэтому, посетовав пару минут на наши не совпавшие сегодня биополя, Олег попрощался, и я повесила трубку.

Усевшись перед зеркалом, я распустила волосы и принялась внимательно изучать свое отражение. Морщин почти нет – спасибо мамочке и ее отличной наследственности: несмотря на свои семьдесят с небольшим, ее кожа до сих пор остается гладкой и мягкой, как у молодой женщины. Но практически сразу же в отражении стали проступать другие черты – не мои, совершенно незнакомые… Нет, пожалуй, все же знакомые! Теперь из зеркала на меня глядела некрасивая девочка – толстощекая, дебелая, с очень тонкой, но угреватой кожей. Ее волосы, не то светлые, не то рыжие, заплетены в две жалкие косички, а маленькие глаза неопределенного цвета смотрят на мир с сомнением, словно не веря, что он примет ее такой, какая она есть. Это лицо принадлежало Лиде Коганер – той Лиде, которую я знала раньше. Несмотря на достаток в семье, на связи и положение, эта девочка никогда не была довольна собой. Наверное, именно это заставило Лиду полностью измениться, как только она выросла из школьного платьица и обрела самостоятельность. Она похудела – не просто сбросила пару-тройку килограммов, но превратилась в очень стройную, даже тощую, женщину. Очевидно, это стоило ей дорого: кожа, и так от природы не отличного качества, стала пергаментной, несмотря на молодой возраст. Хотя от угрей Лиде все же удалось избавиться!

С утра пораньше я сразу же заскочила к Багдасаряну. Сегодня, однако, он встретил меня не так радушно. Это меня удивило: ведь патологоанатом сам предложил мне зайти, чтобы узнать результаты.

– А-а, Агния, – протянул он нехотя. – Чему обязан?

Вот это да! Кажется, Багдасарян и в самом деле решил сделать вид, что мы ни о чем не договаривались?