Пролог

— Этой ночью я видел сон, — сказал Хейтор Бонита. — И снилось мне...

— Ради Бога, я тебя умоляю, не надо мне ничего рассказывать, — сказал Антонио Бонита. — Я знаю все твои сны.

— Нет, такого сна еще не было, — возразил Хейтор. — И ты не можешь его знать.

Последовала короткая неловкая пауза. Из динамиков доносился мощный грохот электрогитар. Идея использовать музыку старых американских групп, популярных в пятидесятые годы, принадлежала Хейтору, Антонио же гораздо больше по душе был горячий афро-кубинский джаз. Впрочем, пацанам, без дела слонявшимся по Саут-Бич, латиноамериканская музыка, похоже, не слишком нравилась. Что же, тем хуже для них. Однако Антонио был вынужден признать, что выбор Хейтора оказался точным. Именно эта старая музыка не в последнюю очередь привлекала публику в недавно открытый ими клуб.

С самого первого дня «Разбитая колымага» не испытывала недостатка в клиентах. Поначалу Антонио весьма скептически отнесся к идее открыть подобное заведение, однако Хейтор с жаром принялся за дело. Как обычно, их имена не фигурировали в официальных бумагах, но, оставаясь в тени, братья спокойно гребли денежки, которые исправно приносила «Колымага». С самого первого дня на земле США они взяли за правило соблюдать формальную законность всегда и во всем. А в сферу их деятельности входили химическое и горнодобывающее предприятия, несколько импортно-экспортных холдинговых компаний, а также недавно основанная фирма, которой, собственно, и принадлежал клуб «Разбитая колымага» наряду с прочими клубами во Флориде и нескольких юго-восточных штатах. В их родной Латинской Америке дело обстояло совершенно иначе. Там всеобщее и повсеместное взяточничество и коррупция были основным источником дохода чиновников. У Антонио и Хейтора было прекрасное чутье на такие вещи, поэтому они легко находили общий язык и с политиками, и с высокопоставленными чиновниками.

— И слышать не хочу про твой сон, — проворчал Антонио, глядя вокруг. Похоже, он недооценивал спрос на такие клубы — в зале было полно подростков. — Надоели мне твои сны. — Он посмотрел на брата. Это было все равно что взглянуть в зеркало. Хейтор и Антонио были близнецами, абсолютно идентичными во всем, вплоть до необычного янтарного цвета глаз.

— Надоели мои сны? — протяжно повторил Хейтор, и лицо у него стало, как у голодной лисицы, подбирающейся к курятнику.

Высокие и по-змеиному гибкие, братья обладали своеобразной красотой. У обоих были густые вьющиеся волосы цвета меди и породистые носы с горбинкой. Эти черты они унаследовали от своей матери.

Но было в них что-то мистическое, не наследственное, а приобретенное. Их аура, мощная и притягивающая, действовала на окружающих, как наркотик. Их необычайное спокойствие скрывало энергию ртути. Это были хищники, которым не надо было суетиться, чтобы получить желаемое.

— Этот сон очень важен, — сказал Хейтор. — Надоело тебе или нет, я должен рассказать о нем.

Одежда братьев была сероватых, как внутренняя поверхность раковины устрицы, тонов. На них были рубашки с короткими рукавами, узкие брюки в стиле шестидесятых и кеды без носков. Оба презирали носки и никогда не носили их.

Антонио ничего не ответил брату, и Хейтор продолжил:

— Мне снилось, что я — набожный и благочестивый еврей. Понимаешь, это был скорее не сон, а видение. Чей-то голос сказал мне, что в воскресенье придет мессия. Отличная новость, правда? Одно плохо — именно в воскресенье будет финал суперкубка по футболу.

Какое-то мгновение братья молча смотрели друг на друга. Потом они одновременно расхохотались. Самое удивительное заключалось в том, что даже в эту минуту беспечного веселья мимика одного поразительно точно повторяла мимику другого. Действительно, внешне их невозможно было отличить друг от друга. Впрочем, у них были разные музыкальные пристрастия.

— Сегодня я разговаривал с Вайманом, — сказал Хейтор, имея в виду сенатора Ваймана.

— Я же просил тебя не делать этого, — отозвался Антонио. — Слишком рано!