Свояк взглядывает на Натку и замолкает. Машет рукой.

- Тебе не понять. Вы такие разные! Я, знаешь, часто об этом думал: сестры, а какие разные... Вот скажи, только честно: разве Зина любит меня?

Натка собирается с духом, чтобы соврать.

- Не надо, молчи, - спасает ее Володя. Он снимает галстук, сует в карман, расстегивает ворот белоснежной рубахи. - Она тебе сестра, ну и терпи! А с меня хватит! Я вырвался, понимаешь? Там меня любят, и я люблю. Он гневно смотрит на Натку. - Ты же человек честный, как ты можешь меня уговаривать? Зина не любила меня никогда.

- Неправда, - слабо возражает Натка.

- Да пойми ты, она никого не любит - просто не знает, как это делается! - Лицо его пылает, он идет все быстрее, Натка с трудом поспевает за ним.

- А Лару? - спрашивает она.

- Ну, Лару... Да. Как свое продолжение... Какие же вы слепые - ты, Софья Петровна! А вообще и я был таким: вечные истерики принимал за любовь...

- Володя, я не хочу это слышать!

- Неужели в тебе совсем нет справедливости? - не слушает ее Володя. Ты же видела нашу жизнь! Ведь мы всю жизнь несчастны. А теперь... Хочешь, познакомлю с Катюшей?

Он останавливается, улыбается. Он произносит это простое имя с благоговением, трепетом.

- Нет, не хочу, - торопливо говорит Натка. С ума он сошел, что ли?

- Да-да, ты права, - спохватывается Володя, - так, конечно, не делается... Ах ты моя дорогая... Отвезти тебя домой? - Он так явно, так неприлично счастлив...

- Нет, спасибо, я на метро.

- Ну, как хочешь.

Натка делает последнюю попытку - безнадежную, знает.

- Ты все-таки подумай, взвесь еще раз.

- Нечего мне взвешивать! - неожиданно вспыхивает Володя, и тут только она понимает, как он изнервничался. - На той, второй чаше весов нет ничего, так ей и скажи!

- Может, это увлечение... Оно пройдет.

- Ох, не говори так! Этого я не вынесу.