- Да? - не поверил Дима. - А после обеда что делаешь? Давай поднимемся в гору, к Волошину? Правда, сегодня очень уж жарко. Но все равно - пойдем, а?

- Пойдем, - согласилась Натка, стараясь не очень радоваться.

Неужели тоже соскучился?

3

До похода в горы еще можно было, наверно, остановиться, но после этого дня и особенно ночи... Как все же странно и удивительно: на пустом месте, из ничего, в один воистину прекрасный миг произрастает, растет любовь, и никому еще не удавалось с ней справиться. Вообще-то оба они сразу влюбились, но душевные ниточки протянулись между ними там, на вершине Волошина.

Они поднимались долго и с остановками. Ноги скользили по исхоженной гладкой тропе. Казалось, ей нет конца, и Натка старалась не смотреть вниз, чтобы не закружилась вдруг голова. Нещадно палило солнце, но кепочка с козырьком защищала голову, а в Диминой фляжке была вода. Иногда они сходили с тропы - когда слишком круто забирала вверх - и шли в обход; Дима карабкался первым, протягивал Натке руку.

- Держись!

Они почти не разговаривали. Он спросил только, когда кончается у нее путевка.

- Двадцать пятого, а у тебя?

- Двадцать восьмого.

У них оставалось всего пять дней! Где ж он был раньше? Почему они раньше не встретились - ведь крошечный такой пятачок! Подумать только пять дней! Как же ей во всем не везет! Да еще вот-вот грянут месячные, и могут, черт их дери, прийти раньше - в таком-то пекле!

На высоте, у могилы Волошина, гулял подвывая ветер. Казалось, еще немного, и он сбросит нахальную парочку вниз - туда, где синело, серебрилось, плавилось от жары далекое море. Он сорвал с Натки кепку - она едва успела ее поймать. Волосы полетели в сторону, застилая глаза.

- Ну-ка...

Дима вытащил из кармана большущий, мятый платок и, превратив его в некое подобие косынки, завязал узлом под Наткиным подбородком.

- Ой, какая же ты хорошенькая! - сказал он любуясь. - Дай-ка я тебя сфотографирую.

Он вынул маленький фотоаппарат из своей неизменной пляжной сумки и стал пятиться, глядя в объектив и отыскивая нужный ракурс.

- Смотри не скатись! - крикнула ему Натка.

Яростно жгло белое солнце, свирепо разбойничал ветер - чужие забрались в его края, было тревожно и весело.

- А теперь ты!

Дима уселся на скамью, снял темные очки и прищурился, ослепленный светом. "Может, и он счастлив?" - с надеждой подумала Натка.