— Понимаю, — вздохнул барокар. — Лишь три просьбы у меня в ответ.
— Многовато. Но постараюсь.
— Семьи наши, баб с детишками малыми, пощадите. Если не поздно… Их вины в содеянном никакой, за все нам платить.
— Тут, сударь, просить ни к чему. Всех, уцелевших при штурме, насколько мне известно, выпроводили за ворота. Завьюженное поле — не лучшее убежище, однако до ближних соседей доберутся. Что еще?
— Хоть и недолго знание хранить, а жажда терзает под конец проведать, кто же вы, сударь, есть? Откуда взялись? За время службы с разными схлестывался, довольно всяческих бойцов удалых, рубак и богатырей посмотрел, но никто оторопи такой не вызывал. Когда стрелы отшвыривать начали, мои ребята даже луки опустили, думал, сейчас и вовсе пощады запросят. Еле удержал. А уж потом у частокола… Не колдовство ли?
— Ладно, — усмехнулся юноша. — Замечаю, ваши отряды слухами да сказаниями полнятся. Случаем, о первых походах Императора не бают? Про его первые восточные неудачи?
Пленник покосился непонимающе.
— Плели что-то схожее. Темная, помнится, там какая-то история приключилась, мрачная. Только у нас мало в те страшилки верили, тем более через пятые руки сказки добирались. А при чем тут?..
— Вы желали услышать, кто я такой? — негромко и ровно отчеканил Шагалан. — Так вот я — живой отзвук тех сказок и побасенок. Дальше разъяснять?
Надобности не было. Барокар вздрогнул, побледнел неразбитой половиной лица.
— Соображаю… — судорожно сглотнул он. — Занимательный то есть ребят наших поход ожидает. Да и здесь веселье зреет… Что ж, ныне последняя просьба… — Пленник с ощутимым усилием распрямился и заставил себя взглянуть в глаза юноши: — Я десять лет провел в сражениях. Привык ходить на смерть и драться с ней честно, грудь в грудь. Множество товарищей похоронил, сам всегда был готов пасть так. И пускай Творец не даровал мне славной кончины в бою, но все же болтаться на веревке, подобно бездомному вору, — чересчур позорный удел.
— Чего же вы хотите?
— Дозвольте пойти вслед за давно почившими друзьями, разноплеменными и разноязыкими, однако сохранившими стойкость до конца. Если погибнуть, то от достойного клинка. Вашего клинка, сир! И если мои пленные собратья подтвердят, не откажите в такой малости и им. Вы получите свое возмездие, мы — смерть, подобающую настоящим воинам.
Юноша пожал плечами.
— Я же не палач, сударь. А играться в поединки — пустая трата времени.
— Я и не прошу поединка. Один удар, сир! Считайте его просто ударом милосердия.
Шагалан внимательно посмотрел на пленника, переглянулся с Джангесом, положил ладони на рукояти сабель.
— Почему бы и нет…
IV
Тонкие, печальные звуки чередой вспыхивали и растекались по воздуху, так и не складываясь в единую мелодию. Вместо этого часть постепенно терялась в оголенной черноте ночного леса, остальные сгорали в гуле огромного костра. Тризна не заладилась с самого начала. Ни вино, ни богатое угощение не помогали. Люди сидели сумрачные, молчаливо уставившись каждый в свою кружку. Наиболее живыми здесь были яростно плещущееся пламя да Эркол, склонившийся над лютней. Хотя и у музыканта ничего путного не рождалось. Легко, конечно, все списать на завязанную тряпкой левую руку, только и пальцы правой сегодня лишь вяло пощипывали струны.