Дышу? Но почему так темно? И… почему болят руки?

Пошевелиться не могу, тело не слушается. Даже открыть глаза я не в состоянии. Да, точно, темно, потому что веки закрыты.

– Доброе утро, Элина, – услышала я приветливый и на удивление приятный голос. Попыталась ответить, но мышцы лица не слушаются.

– Как вам спалось? Завтра к вам приедет брат.

Кто?

– У меня нет брата, ты грязный лоши, – услышала я свой искажённый гневом голос. А затем веки открылись, и стало светло. Точнее немного светлее, так как в помещении было мрачно. Я лежала на спине, перед глазами белый отштукатуренный потолок с больничными лампами, но они не горят. Свет шёл из окна, но и то было занавешено плотными синими шторами.

– Ну, милочка, не стоит так говорить о брате. Он всё-таки помогает вам, присылает конфеты, – с упрёком сказал мужской голос, и в поле зрения появился уже пожилой мужчина в белом халате. Если бы я могла, то ошарашенно открыла бы рот. Врач. Передо мной стоял не кто иной, как врач с моей родины! Он наклонился ко мне и с интересом посмотрел в мои глаза. Весьма приятный мужчина, с аккуратной седой бородкой и добрым взглядом.

– Развяжи меня, – прорычала… я?

– Развязал бы милочка, но, увы, не могу. Ты же отказываешься обещать мне вести себя послушно.

– Мне нужно в купальню.

Доктор задумался на мгновение, выпрямился и ушёл. Через минуту перед глазами появились три крупных мужчины. Ох… это санитары в психбольнице! Я в клинике!

Они подхватили меня под локти, подняли и в глазах потемнело. Когда картинка снова стала чёткой, я была на ногах и меня вели в ванную комнату. Довольно неплохую для больницы, видимо у меня вип-палата. Отдельная ванная, душевая кабина, умывальник и… зеркало. Справа от меня мелькнуло зеркало.

– Стоп! – закричала, по всей видимости, я. – Зеркало!

– Поверните её к зеркалу, – сказал добрый доктор. Санитары покрепче ухватились за меня и развернули. Я ошарашенно уставилась на своё отражение. Ох ты чёрт! Это была я! Настоящая. Длинные, спутанные волосы отросли, но определённо были светлыми, опухшие красные веки, но глаза серые, мои родные, лицо оттекло, губы сложены в надменной улыбке, какой у меня никогда не было, и завёрнута в смирительную рубашку. Отражение слегка наклонило голову и ухмыльнулось.

– Элина, – прошипела она. Нет, не я.

– Вы вспомнили своё имя, – обрадовался доктор, но она не смотрела на него, а лишь в глаза своему отражению. Она видела… меня. Меня внутри своего тела. То есть моего.

– А ты неплохо устроилась, лоши, – сквозь зубы произнесла она. – А я здесь, в твоём дрянном теле.

– Таха? – спросила я, даже не зная, услышит ли она меня. Видимо услышала, так как отражение грязной потрёпанной девушки улыбнулось.

– Трахаешься с Доргу. Да, он любит рахушь… но Напнар всё же лучше.

Лучше? Она сравнивала? Пробовала их обоих?