– Так что, Лаврентий, чем порадуешь?
Иосиф Виссарионович пыхнул трубкой, и его покрытое оспинами лицо на несколько мгновений исчезло за дымовой завесой.
«Не бережёт себя Коба, – подумал Берия, открывая лежавшую перед ним отделанную тонкой светло-коричневой кожей папку. – Сколько уже врачи ему говорили, чтобы отказался от курения – а воз и ныне там. Да ещё и война не прошла бесследно, немало сил отняла… Впрочем, для своих лет Сосо пока выглядит неплохо, похоже, и роковой 53-й переживёт».
Отец народов в это же время с прищуром поглядывал на сидевшего в глубоком кресле сбоку от его рабочего стола министра внутренних дел. Его глаза за круглыми стёклами пенсне казались непроницаемыми. Такими же они были, когда в рамках послевоенной реформы органов власти Сталин, только что выбранный Первым секретарём ЦК КПСС, объявил, что назначает Председателем Совета Министров СССР товарища Косыгина. Молодого, 45-летнего политика, о котором, в общем-то, положительно отзывался в своих показаниях Ефим Сорокин. Поэтому Коба и пригляделся к Алексею Николаевичу повнимательнее, и понял, что человек действительно толковый. Впрочем, бестолковый вряд ли получил бы пост послевоенного министра финансов, из кресла которого Косыгин и пересел руководить Советом Министров.
Может быть, Лаврентий и не рвался особо в верха, памятуя о поговорке: «Чем выше летаешь – тем больнее падать», и в приватном разговоре, когда Сталин обсуждал с ним кандидатуру Косыгина, ничем не выдал своих вероятных эмоций. Однако Иосиф Виссарионович как никто другой знал, насколько затягивает чувство власти над другими, и если с ним что случится, именно Косыгин станет первым кандидатом на пост Первого секретаря, а не министр внутренних дел.
– По линии министерства кое-какие проблемы ещё остаются, но мы их решаем, – заявил Берия, поднимая глаза на шефа. – В первую очередь это касается связанного с послевоенной разрухой разгула преступности…
– Страшно подумать, какой был бы разгул, затянись война ещё на год, как в реальности товарища Сорокина, – пробурчал Сталин, выбивая из трубки табак в хрустальную пепельницу. – А это, считай, мы обошлись малой кровью.
– Верно, товарищ Сталин, помог нам агент Сорока. Хорошо помог, и не только словом, но и делом.
– А почему же мы ему не помогаем?
Берия уловил изменение интонации Кобы, обычно не сулившее ничего хорошего, и внутренне напрягся. Но внешне оставался таким же спокойным.
– А что, он разве нуждается в помощи? По-моему, у него там всё совершенно неплохо. Жена и дочка рядом, денег навалом, свои газеты, радио, телевидение… Я слышал, он ещё и кинокомпанию открыл недавно.
– А то, что у него жену с дочерью выкрали и едва самого не убили, не слышал?
– Откуда такая информация, товарищ Сталин?
– Фитин вчера заходил, рассказывал. Каялся, что его резидентура плохо сработала, пропустила этот вопиющий случай. Хорошо, что всё обошлось. А вот то, что ты, Лаврентий, возглавив МВД, забыл о нашем агенте – это плохо! Понимаю, не твоё ведомство, но должен помнить о человеке, который и для страны немало сделал, и для тебя лично.
– Виноват, – изобразил покаяние бывший нарком, а ныне министр. – А что там всё-таки случилось?
– Вроде как с банальной драки в каком-то баре Лос-Анджелеса началось. Наш Сорокин, как водится, надавал хулиганам по шее, тех за решетку, а один из оболтусов оказался родственником какого-то мексиканского наркобарона. Племянником, кажется. Этот наркобарон обиделся, что его племянника в тюрьму сажают, хотел, чтобы наш Сорокин в суде изменил показания. Сначала было покушение, а затем, когда суд всё-таки вынес приговор, выкрали его жену и дочь.
– Варвару Мокроусову, а дочь у них, кажется, Софья, – напомнил Берия.
– Ну, тебе виднее… В общем, потребовали выкуп 5 миллионов долларов. Сорокин деньги собрал, но решил отомстить. Вроде как итальянская мафия ему бойцов дала, так они в Мексике навели шороху. Кого-то на тот свет отправили, а самого главного Сорокин в Америку привез и сдал людям из ФБР.
– Гувер, наверное, был очень рад, – хмыкнул соратник.
– Ничего весёлого тут нет, – нахмурился Сталин, и Берия ещё больше втянул голову в плечи, хотя и без того от природы походил на филина, а пенсне только добавляло сходства. – Печально то, что у нас не налажен контакт с объектом. Мы должны держать руку на пульсе, даже если наш человек является… Как ты мне говорил?