Потеряв самое ценное в жизни, мне приходится покинуть страну которую считал родиной, в которую нет желания вернуться. Да и чужбина не примет его с распростертыми объятиями, он чужой он один из рода Шосе, которому не рады ни водной из стран мира. Думать надо не только о себе, но и также о той крохе, которую спас из рабства и от не завидной участи быть вместилищем, чужого разума.
1.0
Виктор Крыс
Возрождение рода Шосе
Глава 1
В маленькой комнатке с небольшим окном я как обычно сидел на кровати и читал на ночь перед сном своей дочери, которая полностью укуталась в одеяле, откуда торчал только её носик:
— Сила трения действует в касательной плоскости к поверхностям соприкасающихся тел и при движении направлена против относительного скольжения тела. — Либо я чертовски стар и ничего не понимаю, либо этот чертенок, прикинувшийся Эми, надо мной издевается. Как может ЭТО нравиться в ее возрасте?
— Эми, солнышко, а давай перед сном я почитаю тебе какую-нибудь другую книжку? Я буквально вчера купил замечательную сказку, про семью веселых свинок.
— Не люблю грустные истории, — из-под одеяла выглянул чертенок, нахмурив бровки. — Читай про трение, мне это интересней.
— Подожди, почему ты сразу решила, что сказка про свинок будет грустной? — Спросил я Эми.
— Всех свинок рано или поздно ждет нож мясника, свинка будет жить, радовать меня своими историями, а я её завтра съем. — Грустно сказала Эми, поплотнее укутавшись в одеяло. — Грустную историю обреченной на смерть свинки не хочу, читай про трение.
— Статический коэффициент трения зависит от материала соприкасающихся тел и их физического состояния влажности, температуры, степени загрязнения, а также от качества обработки. — Я сдался и продолжил читать учебник по физике. Через час чтения крошка все-таки уснула и я, пытаясь не издавать шума, вышел из её маленькой комнатки, которую она очень любила и постоянно украшала своими рисунками. Я тихо прошел в комнату, что была еще меньше чем спальня Эми, зажег свечу и стал заполнять свой дневник — впервые со дня невосполнимой потери я начал писать дневник.
В то утро два месяца назад я из последних сил смог добраться до порта. Купив одежду, чтобы скрыть свои раны, и смыв грязь и запекшуюся кровь с лица я вместе с Эми направился в банк, где еще с моего рождения был открыт счет, на который мне постоянно поступали деньги как одному из изобретателей оружия семьи Шосе. Мое имя стояло в патенте наравне с мамой. В банке, узнав, с какого счета и кто пришел снять деньги, моментально вызвали управляющего. Я тогда очень нервничал и пистолет, сжимаемый в кармане, уже был снят с предохранителя, я был в ужасном состоянии и прекрасно понимал, что даже бой с охраной банка я могу не выиграть. Управляющий с понимающей улыбкой посмотрел на мои солнцезащитные очки и выразил глубокое сожалению о том, что мои счета, как и все счета рода Шосе, временно заморожены. После этого он ненадолго замолчал, а я начал подумывать об ограблении банка. Мне очень нужны были деньги и прямо сейчас, так как только я усну, уверен, как боец я не буду стоить ровно ничего. Управляющий после недолгого молчания попросил подождать пару минут пока он узнает, может ли банк выдать мне заем, и когда я уже вытащил пистолет, решив, что пора перейти к активным действиям, на столе зазвонил телефон. Управляющий взял трубку и расплылся в
благожелательной улыбке.
Банк выдал мне бессрочный и беспроцентный «займ», который, как я понял, вообще можно не возвращать, главное никому не говорить, откуда у меня появились деньги. Размер займа я выбрал сам, также я попросил, чтобы выданная сумма была в разных валютах, а часть денег я взял небольшими слитками драгметаллов и горстью разнообразных драгоценных необработанных камней. Сумма была огромной, но управляющий быстро выдал мне все, что я запросил, попросив только расписаться в договоре о займе. Что я и сделал, толком не поняв, что написано в договоре, так как видел окружающий мир через внутреннее зрение, через которое невозможно читать. Но, как заверил управляющий, это было подтверждение о получении «займа» для отчета.
Выйдя из банка с внушительной по весу сумкой, я и Эми направились на набережную прогуляться, а именно подобрать корабль, на котором мы и убудем из Империи. По пути мы закупились запасной одеждой и едой. Я не собирался никому облегчать поиски, я уже понял, что меня объявили в розыск, но искать как следует никто не собирается, более того, помогают побыстрее убыть из Империи. Кланы, которые наверняка попытаются уничтожить последних Шосе, больно щелкнувших по носу и показавших что кланы уже не могут творить что хотят, еще не успели напасть на мой след, или скорее всего им не дали так быстро начать охоту за мной. Мой выбор упал на огромный сухогруз, как мне поведал один из моряков на пристани, ночью он убывает в Федерацию Гатсен. Корабль и путь его следования меня полностью устраивали, вот только тайной мое присутствие для команды корабля точно не будет. Я не хотел, чтобы Эми сидела со мной в каком-нибудь контейнере и ходила по нужде в угол, как это было в той деревне, откуда я забрал эту крошку. Ночь прошла для меня не без последствий, повреждённый нерв начал давать сбои и порой у меня неожиданно переставала двигаться рука, вестибулярный аппарат периодически давал сбой и меня начинало качать как при шторме, а иногда я хватался за какой-либо предмет, силясь устоять на ногах. Постоянная ноющая боль во всем теле просто изводила до безумия, и мне было очень сложно после всего случившегося не сорваться. Но самое главное, я чувствовал, что могу просто выключиться от той перегрузки, что была последствием постоянного использования внутреннего зрения, да и потеря зрения тоже была последствием чрезмерного использования силы психокинетики. С трудом дождавшись темноты я перебрался вместе с Эми на корабль и вскрыв один из контейнеров залез в него и стал ждать. Когда сухогруз отплывет подальше от берега я схожу и обрадую капитана что у него появились пассажиры, которым требуется каюта и о которых не стоит кому-либо знать.
По прошествии пару часов, когда корабль отчалил и прошёл таможенный контроль, я пошел знакомится с командой. Мое появление на капитанской рубке оказалось неожиданностью, но моряки — это не овцы на убой, моря здесь неспокойны и вооружение у команды — это не только дань традиции, но и необходимость. Разоружение команды произошло безболезненно для меня, но не для них, резкими и быстрыми движениями я вырубил четырех матросов. Старпома я просто взял за шиворот и швырнул в стену рубки, а капитана вырубать не стал — ну, пара ударов для понимания кто теперь главный на корабле не считаются. Капитан выслушав меня начал извергать такие проклятия на владеющих, у которых все не как у людей, что мне стало даже как-то стыдно за то, что измордовал половину корабля. Все оказалось проще, чем я думал: капитан, как и вся команда, занимается мелкой контрабандой, и если к ним обращаются владеющие то они, взяв немаленькую плату готовы предоставить каюту и полную анонимность. Дело в том, что каждый второй владеющий пытается показать свое превосходство, что, по словам капитана, вовсе не требуется — какой дурак захочет собирать по палубе свои кишки в случае недовольства владеющего неисполнением обязательств? Когда команда очухалась мне с Эми выделили каюту, где я заблокировав дверь каюты и покормив малышку смог хоть немного расслабиться и даже не успев лечь провалился в сон.
Последующая неделя была мукой для меня, все смешалось — боль о потере любимой матери и родной сестры, да и тело после всех испытаний в ту проклятую ночь сходило с ума. Глаза болели так, словно их выжгли каленым металлом, постоянно скручивающие тело судороги сменялись полным параличом всего тела, кошмары, мучившие во время сна, заставили меня бояться засыпать. Не единожды меня навещали мысли закончить свою жизнь, хватит мучиться, хочется покоя, было невыносимо вспоминать о своих погибших родных. Все напоминало мне о них, даже еда ассоциировалось с бэнто, которое готовила мне мама. Вспоминалось, как каждый вечер она заботливо спрашивала, что я хочу на ужин, теперь я не мог есть. А мысли о Эйко, которая ждала так любимого ею ребенка, просто разрывали мою душу, та девочка, что постоянно ехидничала и сыпала насмешками, преобразилась в прекрасную девушку, которая так и не познала счастье материнства. Я умирал, умирала и душа и тело. Не было во мне желания жить, не для чего и не для кого — месть я совершил, а Эми… Она так и не стала мне родной, не чувствовал я к ней того тепла, что чувствовал к Каори. Несмотря на то, какие у нас с ней были проблемы, я любил её, я понимал, как маме было сложно полюбить меня, и если бы я тогда не пошел к ней навстречу она бы просто уснула и умерла, утонув в той бездне тоски и отчаяния, в которую теперь погружался и я.
Они приходили за мной во сне, они не кричали, не обвиняли, а просто молча смотрели на меня. Я сам винил себя во всем, я ведь мог тогда пойти на разведку и предотвратить то нападение. Если бы я был сильнее и не проиграл Амайе они были бы живы, я не дал бы случиться тому, что случилось. Во сне я молил их не о прощении, я молил их забрать меня с собой, ибо нечего мне делать здесь, не для кого жить. Моё сердце начало все реже и реже биться, я погружался в бездну, каждый удар сердца звучал как прощальный удар колокола, тело уже сдалось и под напором души начало затухать.
— Не уходи, не оставляй меня одну. — Легким, практически неощутимым ветерком в мой сон ворвались слова, несущие в себе страх одиночества и тихий плач, в котором чувствовалась обреченность. — Я не хочу на цепь, пожалуйста, вернись, не оставляй меня, прошу.
Тихий голос плачущего ребенка не давал мне погрузиться в бездну, как бы я не любил маму и сестру я не мог обречь невинного ребенка на смерть, а без меня она умрет или опять будет сидеть на цепи. Голос Эми постепенно смог вырвать меня из сна, я с трудом повернул голову и в лунном свете увидел, как она стояла около моей кровати, сжимая своими