— Моя, — признал Сазерленд без ложной скромности, — сам Господь не сделал бы лучше.

Однако Хауэллу показалось, что собственные достижения не доставляют Сазерленду особой радости.

— Я люблю, когда приезжающие сюда люди участвуют в сохранении того, что уже создано.

Хауэлл улыбнулся.

— О, я не собираюсь тут ничего менять.

— Вы с севера? — поинтересовался Сазерленд.

— Нет, сэр. Я родом из Северной Каролины, из Чепел-Хилла. А произношение испортил, мотаясь по всей стране.

Черт, с какой стати он оправдывается перед старикашкой?

— Я знал вашего тестя. На редкость добрый был человек.

Хауэлл кивнул.

— Да, я слышал. Он умер до того, как я встретился с моей женой.

Вообще-то Хауэллу не приходилось слышать о доброте своего тестя. Денхем Уайт-старший слыл безжалостным пиратом, даже у его собственных детей не нашлось для него доброго слова. Хауэлл решил, что назвать покойного тестя «добрым человеком» мог только человек того же типа.

— Рад был с вами встретиться, сэр, — с этими словами Хауэлл собрался вернуться к машине. Но оказывается, ему еще не дали соизволения откланяться.

— Вы, по-моему, репортер, — глядя сквозь Хауэлла, произнес Сазерленд. — И что вы думаете написать о наших краях?

— Нет, сэр, я не работаю в газете уже несколько лет. Теперь я свободный художник, именно поэтому и приехал сюда. Хочу поработать над книгой.

— О чем же ваша книга? Что-нибудь на местном материале?

Хауэлл был слегка ошарашен растущей враждебностью Сазерленда.

— Что вы, сэр… Это роман. Я не готов обсуждать… мои планы… Суеверие, знаете ли…

Какое-то время Сазерленд молча смотрел на Хауэлла. А потом сказал:

— У нас тут и так слишком много суеверий… Счастливо!