Книги

Войсковая разведка Красной Армии и вермахта

22
18
20
22
24
26
28
30

Командующий приказал:

Наиболее ценных пленных с отобранными документами и с отношением обстоятельства пленения, после краткого опроса в частях, немедленно направлять в штаб Армии»[69].

То же самое происходило и в 9 А. В своем приказе 29 августа 1941 г. ее командующий генерал Черевиченко отмечал, что в подчиненных ему дивизиях разведка велась лишь под настойчивым давлением штаба армии. В результате командование и штабы дивизий в большинстве случаев пользовались случайными и непроверенными данными, а разведка поставленных задач не выполняла:

«Пленных, как основного источника сведений, не берут, а если берут, то не доводят до штаба армии, уничтожают, не имея на это никаких оснований» [70].

Как свидетельствуют другие документы начала войны, подобные случаи происходили часто. Командование Красной Армией боролось с таким явлением кнутом и пряником. Кнутом были требования прекратить расстрелы и угрозы привлечь виновных к ответственности, а пряником служили разъяснения о ценности пленных и обещания правительственных наград за взятых языков. Уже в 1942 г. в документах СЗФ отмечался следующий порядок получения орденов за пленника, способного дать сведения о противнике. Отличившихся представляли:

«За рядового солдата к ордену “КРАСНАЯ ЗВЕЗДА"

От ефрейтора до фельдфебеля вкл. к ордену “КРАСНОЕ ЗНАМЯ"

За офицера к ордену “ЛЕНИНА"»[71].

Немецкие солдаты, сдавшиеся в плен на Северо-Западном фронте. Возможно, за них кто-то получил обещанные командованием ордена

Увы, эти меры не дали нужного результата. Борьба с расстрелами пленных велась на протяжении всей войны. Например, в январе 1943 года штаб ЮЗФ отмечал в своей директиве ряд случаев, когда пленных не доставляли в штабы соединений и армий, а расстреливали на месте или во время конвоирования. Командующий фронтом генерал Ватутин и его штаб видели в этом потерю ценных сведений и считали, что «такое положение далее нетерпимо». Подобное отношение командования Красной Армии к проблеме можно встретить и в документах 1944–1945 г. К этому моменту участников расстрелов уже ждал военный трибунал.

По улицам слона водили

Усвоив горькие уроки 1941 г., советская войсковая разведка постепенно стала налаживать свою работу. По приказу командования в разведподразделения отбирались лучшие бойцы и командиры, которые обучались сложному ремеслу разведчика. Это не замедлило сказаться на результатах. Набираясь опыта, разведка начала добывать языков и документы, борясь как со своими детскими болезнями, так и с непониманием их значения у некоторых начальников.

Однако захват контрольных пленных и документов был только половиной дела. Для получения из этих источников важных сведений требовалось своевременно и грамотно опрашивать языков и обрабатывать захваченные бумаги и карты. Увы, изначально в Красной Армии с этим были проблемы. Например, 7 августа 1941 г. начштаба СФ генерал Никишев отметил большие недостатки в системе опроса пленных:

«В некоторых штабах дивизий и армий работа по опросу пленных и своевременному использованию получаемых от них данных — до настоящего времени не налажена, часто опрос пленных производится с большим опозданием, в результате чего ценность получаемых от них сведений снижается. Опрос пленных производится бессистемно, опрашивают вообще, не учитываются указания штаба Северного фронта с перечнем вопросов, которых следует придерживаться при опросе»[72].

Удивительного тут мало. В начале войны опросом пленных могли заниматься случайные люди, а не сотрудники разведорганов. Проблема заключалась в том, что некоторые военачальники совершенно не понимали роли разведки. Так, 2 декабря 1941 г. в своем распоряжении штабу 37 А начальник штаба ЮФ генерал Антонов указывал, что три офицера из разведотдела армии вместо выполнения своих прямых обязанностей почему-то работают в ее оперативном отделе, а их начальник — капитан Щербенко — используется в роли порученца. Подобное происходило и на других фронтах. В ноябре 1941 г. начальник разведки Приморской армии майор Потапов прямо писал, что данные о противнике «поступают из всех других источников, а не по линии разведорганов»[73].

Начальник штаба Северного фронта генерал-майор Дмитрий Никитич Никишев

О том, какие же это могли быть источники и что вообще происходило с военнопленными в советских штабах, свидетельствует приказ командира 3 гвардейского кавалерийского корпуса генерала Крюченкина от 30 апреля 1942 г. В нем генерал указал, что его дивизии не только берут мало пленных, но и доставляют их в штаб корпуса с большим опозданием без документов и личных вещей по следующим причинам:

«Укоренился и привился такой безобразный факт как отбор у военнопленных их личных вещей (…), при чем часть этих предметов и документов безвозвратно оседают в штабах и на руках отдельных лиц, а часть просто уничтожается.

Зачастую опрос разведотделениями дивизий и разведотделом штаба корпуса военнопленных задерживается еще и потому, что эти военнопленные почему то попадают сперва в особый отдел или политотдел.

При опросе военнопленных как правило присутствует много лишних, что конечно отражается на качестве допроса.