— … таким образом, мои юные друзья, мы живем в очень интересное время. Опыт прошедшей войны дал много, но его еще предстоит обобщить и подвести черту. Этим занимаются, и еще долго будут заниматься компетентные и знающие товарищи из, — преподаватель возвел очи горе и выпалил на одном дыхании, — "Комиссии по изучению опыта формирования и применения моторизованных и механизированных частей, соединений". Но это дело будущего. К каким же выводам можем придти сейчас мы, скромные собиратели чужой мудрости?

Совсем недолго знающие нового наставника, но уже очень хорошо знакомые с его привычками ученики дружно молчали, добросовестно поедая его глазами. Преподаватель любил задавать риторические вопросы, и сам же отвечал на них. Вопросы были, как правило, интересные. Ответы еще интереснее. А особая манера изредка украшать речь чисто восточными красивостями придавала ей неповторимый колорит, категорически не увязываясь с общей звероватой внешностью.

— Опираясь на посох терпения, подтягиваясь на веревке усердия, мы с вами можем придти к кратким промежуточным выводам.

Он помолчал с минуту, потирая огромной ладонью редкую щетину на лоснящемся затылке.

— Поговорим о самом насущном. Организации наших сухопутных войск и насколько она отвечает современным требованиям. Куда и какими путями нам следовать дальше.

Во — первых, надо признать, что наша система определения дивизионной организации громоздка и неудобна. Что мы имеем сейчас? В основе сухопутных у нас "стрелковые дивизии второй линии". То есть то, что во всем мире называют просто "пехотные дивизии". Уровнем выше — "стрелковые дивизии первой линии". То есть то, что у немцев называется "панцер — гренадерскими" или попросту говоря "моторизованные". И, наконец, на самой вершине удобно устроились собственно "моторизованные дивизии". Которые отличаются от "перволинейных" главным образом тем, что включают штатно много разнообразной самоходной артиллерии, преимущественно штурмовой, сведенной в батальоны и полки при пехотной поддержке. То есть, это примерный аналог немецких танковых дивизий, но гораздо тяжелее по залпу и менее гибко в применении. Нужна ли эта трехзвенная пирамида? — он внушительно поднял указательный палец, маленькие глазки с добрым юмором сверкнули откуда‑то из‑под массивных надбровных дуг.

Аудитория молчала, внемля. За дверью Черкасов на мгновение задержал дыхание. Опасно, очень опасно шел по жизни и карьере товарищ Солодин, его новый подчиненный, переведенный из Москвы то ли на повышение, то ли в ссылку.

— Не нужна, — рубанул сплеча преподаватель.

Аудитория дружно выдохнула. Конечно, сейчас был не тридцать пятый, и за открытую критику решений партии и правительства чрезмерно жестоко не карали. Но именно, что не чрезмерно. И не всегда.

— Почему так получилось — понятно, — продолжал Солодин. — Обобщив опыт советский (Черкасов отметил, что Солодин не сказал "наш опыт") и немецкий, еще в первой половине двадцатых пришли к выводу, что будущее за хорошо обученным пехотинцев — штурмовиком с кинжалом в зубах и пулеметом наперевес, сидящем в грузовике высокой проходимости. И непременно много — много артиллерии. Чтобы артстволы угнались за пехотинцем, их тоже надо поставить на мехтягу, лучше всего на гусеницы. Что получилось в итоге? Самоходное орудие как основа подвижной огневой мощи моторизованных войск. И если немцы изначально четко разделили пехотные и чисто моторизованные соединения, постепенно меняя пропорции, то в СССР возобладала доктрина полной и всеобщей моторизации пехоты. Всей и как можно скорее. Отсюда ситуация, когда каждая дивизия на конной тяге — явление вроде бы как временное и преходящее. В итоге вместо обычного разделения на "махру пешеходную" и моторизованные войска мы имеем, так сказать недомоторизованные, просто моторизованные и очень хорошо и тяжело моторизованные. Из этого сплошной разброд и недоделанность, когда второлинейные дивизии не достигают максимума боеспособности потому, что как бы готовятся к переходу к статусу "настоящей дивизии". А "перволинейные" вот — вот станут совсем настоящими моторизованными. В — общем, кто сможет найти в Красной Армии две дивизии с одинаковой структурой, будет молодец. — Солодин вздохнул с неподдельной грустью. — А сколько мы в Европе намучились с этим штатным разбродом — сказка долгая и тоскливая. Когда все кругом в кризисе, горит и взрывается, вспомнить, что наша моторизованная — это ближе к их танковой — нелегко. Иногда из этого получались смешные курьезы. Иногда страшные.

Солодин шумно вздохнул, с отчетливым шуршащим звуком загрубевшей кожи потер ладони.

— Засим пока все. Так… Задание я вам дал, но это не все. На завтра я жду ваших комментариев относительно "немецкого" пути спуска на дивизионный уровень тяжелых орудий от 150 мм и выше. Достоинства и недостатки относительно нашего опыта. Рассмотреть возможность выведения тяжелой артиллерии из дивизионного подчинения в отдельные батареи на корпусной уровень и в РГК, плюсы и минусы. Форма изложения — свободная, хоть письменно, хоть устно, хоть на банановой кожуре пишите. Но спрашивать буду долго и вдумчиво, вопрос сложный и больной. И не вздумайте мне говорить, что данных нет. Только вчера из Управления хорошая стопка новых обзоров пришла. А тот, кто зацепит еще тему сравнительной эффективности мортир и тяжелых минометов обретет счастье и мою благосклонность при сдаче экзамена. Вопросы?

Поднявшись быстро, словно на пружинке, смугловатый, чернявый южанин глянул на наставника со смесью задора и провокации.

— Разрешите, товарищ полковник!

Голос у него был звонкий, молодой, открытый.

— Давайте, Свиридов, излагайте, — благосклонно кивнул Солодин.

— Товарищ полковник, вот есть мнение… даже не знаю, как сказать…

Свиридов потупился с покаянным видом, но даже топорщившийся на голове "ежик", самую малость длиннее уставного, и тот, казалось, торчал весьма вызывающе.

— А ты не знай и говори.

— Ну, в — общем, есть мнение, что вы сами не очень хорошо обошлись в Испании с вверенным вам полком. Во время второго наступления, осеннего. Вы не использовали в полной мере превосходство в бронетехнике.