Амьеном.

Она прижала руку к сердцу, и губы ее побелели. Она смотрела перед собой широко раскрытыми глазами, точно видела что-то ужасное. И вдруг выражение лица ее изменилось.

– Но я была искренна! – воскликнула она. – Да, я всегда была искренна! Я любила мир и свободу. Я всегда ненавидела жестокость и насилие.

– Да, да, – согласился он. – Мы сделали то, что должны были сделать. Мы выполнили свой долг! Мы подняли восстание! Но теперь… теперь, когда, быть может, приходит наш последний час, теперь, когда все великое уже сделано…

Он остановился.

Она молчала. Лицо ее побледнело.

Они не слышали криков и беготни, поднявшейся в здании.

Вдруг Элен вздрогнула и стала прислушиваться.

– Что это? – воскликнула она и вскочила; она еще боялась поверить радостной новости.

Грэхэм насторожился. Металлические голоса кричали:

«Победа!»

Да, это была победа! Он тоже вскочил, и луч робкой надежды блеснул в его глазах.

В комнату, быстро отдернув портьеры, вбежал человек в желтом, растрепанный и дрожащий от волнения.

– Победа! – кричал он. – Победа! Народ побеждает.

Люди Острога отступают.

– Победа? – переспросила Элен. Голос ее прозвучал как-то глухо и резко.

– Что произошло? – спросил Грэхэм. – Говорите скорей.

Что?

– Мы вытеснили их из нижних галерей в Норвуде, Стритхэм горит, весь в огне, а Рохэмптон наш… наш!. И

мы захватили один аэропил.