— Иду… — тихо произнес наш герой и нехотя вернув гитару одному из ученых, поблагодарил за труд и вышел из помещения. Ровно для того, чтобы пожалеть об этом, так как настроение ему испоганили сходу.
— Теракт? Вы серьезно? — переспросил Николай Александрович, прочив краткий рапорт.
— И митинг, — невозмутимо ответил фельдъегерь. — Бунтовщики заявляют, что теракт – это просто авария, которая произошла из-за того, что вы, ваше императорское величество, выжимаете из них все соки.
— Я? — ошалел император. Большей ереси и придумать было нельзя. Ведь именно он шесть лет назад он ввел новый трудовой кодекс. Довольно прогрессивный кодекс, вводящий в России впервые такие понятия как минимальный размер оплаты труда, праздничные дни, восьмичасовой рабочий день при сорокачасовой неделе, оплату переработок в двойном объеме, обязательный ежегодный отпуск, учебный отпуск, декретный отпуск. И так далее, и тому подобное. Согласно этому кодексу каждый работник должен был теперь иметь трудовую книжку, куда вносилось много чего интересного и важного, а не только факт приема на работу и увольнение.
Одна беда – внедрение нового кодекса на территории всей страны было технически невозможно. От слова вообще. Просто потому что ни предприятия, ни люди были к этому не готовы. Да и материальной базы не имелось. Поэтому император ввел десятилетний период для постепенного перехода. А для тех юридических лиц, которые это сделают раньше, установил налоговые льготы и более выгодную ставку кредитования.
И вот этот самый Путиловский завод даже не попытался. Французские акционеры посчитали, что эти льготы не покроют потерь прибылей. Так что услышать ТАКОЕ обвинение в свой адрес император был не готов…
Зимний дворец встретил его оживленной суетой. Здесь был и канцлер, и министры, хоть косвенно, но касающиеся вопроса, и различные специалисты да консультанты. В общем – муравейник.
— Михаил Николаевич, вы что, ничего лучше придумать не могли? — спросил император, входя в помещение, где засел канцлер со товарищи.
— Придумать? — удивился тот.
— А разве этот вздор может быть правдой? — поинтересовался наш герой, потрясая бумажкой рапорта.
— Ваше императорское величество, — нахмурившись начал говорить канцлер, — рапорт более чем серьезен.
— Но как такое может быть?
— На территории Путиловского завода взорвалось несколько котлов технологических паровых машин. Сто двадцать три работника получили ожоги разной степени тяжести. Семнадцать уже мертво. Часть цехов встала. Рабочим, которые не выполнили свою норму из-за выхода из строя паровых машин, директор завода отказался платить. А потом заявил депутации возмущенных работников, что он скован наложенными вами ограничениями. Дескать, вы хотите отнять себе завод и обкладываете его со всех сторон. Денег нет, поэтому и заплатить за простой он им не может.
— Он не боится такие обвинения кидать? — посерев лицом, поинтересовался император.
— Формально к директору Путиловского завода действительно много вопросов. Даже слишком много. Завод регулярно платит штрафы из-за тех или иных нарушений. Кроме того, частенько его продукция отбраковывается, так как не соответствует требованиям приемки. Так что для непосвященного это может показаться чем-то похожим на сказанное директором.
— Понятно, — мрачно произнес Николай Александрович, подходя к окну. Нева, раскинувшаяся перед его глазами, была бесподобна. Формально лед еще не вскрывался. Но действуя в интересах навигации всю зиму по реке ходил ледокол, обслуживая невский фарватер, по которому «ползали» баржи. Всю зиму. Вот и сейчас, сквозь, казалось бы, значительную толщу льда буксир тащил большое корыто, груженное под завязку. Обман зрения обеспечивался очень небольшой шириной чистой воды. Могло зажать. Ну а как без этого? Но такое происходило очень редко и без фатальных последствий. Простая задержка и ледокол во время своего очередного рейса высвобождал пленников из ледовых объятий.
Ледоколы… ледоколы… Вон, кстати, один из них, слегка дымил стоя у стрелки Васильевского острова. В этом варианте истории император Николай II проявлял к ним особый интерес.
19 марта 1893 года в Филадельфии на верфи Крампа заложили первый в мире ледокол арктического типа – «Ермак». Николай Александрович в проект не вмешивался.[12] Просто дал денег и договорился о строительстве. Все остальное сделала комиссия.
Корабль построили быстро и сразу – в дело, чтобы как следует испытать. И уже летом 1895 года там же, на верфи Крампа в Филадельфии, заказали еще шесть систершипов по доработанному с учетом эксплуатации «Ермака» проекту. Но на этом не стали останавливаться и в 1898 году занялись разработкой совершенного нового, по-настоящему арктического ледокола водоизмещением 20 тысяч тонн. Он должен был не только вобрать опыт эксплуатации «Ермаков», но и наиболее перспективные технические новинки. Двойная обшивка из легированной стали для пущей прочности и проклепывалась, и проваривалась газовой сваркой. Использовался толстый ледовый пояс по ватерлинии и мощный силовой набор. Применялась развитая система водонепроницаемых перегородок и насосов для кардинального повышения живучести. Впервые в истории судостроения на нем применялась очень гибкая, дискретная турбоэлектрическая силовая установка[13] и винты на поворотных обтекателях для кардинального повышения маневренности. Ну и так далее.
Этот корабль собирался из всего нового, свежего и перспективного. И в том был определенный смысл, так как благодаря «Ермакам» удалось основать несколько постоянных научно-исследовательских поселений на Новой Земле, Шпицбергене и Земле Франца-Иосифа. Да до устья Оби с Енисеем начать уверенно ходить. И требовалось развивать это направление дальше, переводя в хозяйственную плоскость, развивая сложное, но перспективное направление Северного морского пути. И для решения этой важной геополитической задачи работали не только судостроители и моряки. Так, например, Северная трудовая армия к 1904 году уже несколько лет как была разделена на три корпуса.